Д.А. Костромичев. Римское военное снаряжение из могильника «Совхоз №10»

Ключевые слова: римское военное снаряжение, фалеры, пряжки, фибулы, могильник Совхоз №10, погребальный инвентарь.
Key words: Roman military equipment, phalerae, buckles, brooches, Sovkhoz-10 cemetery, grave goods.

 

В 50‒60-е гг. ХХ века в Крыму был проведен ряд важных и масштабных археологических исследований. Крупные памятники раскапывались широкими площадями с применением достаточно хороших методик фиксации и обработки материалов. Введение в научный оборот результатов раскопок многих таких памятников растянулось на долгие годы и, зачастую, не завершено до сих пор.

Одним из памятников, которые исследованы практически полностью, но опубликованы лишь частично, является некрополь Совхоз–10. Могильник расположен в Инкерманской долине в Юго-Западном Крыму. Некрополь функционировал в первой половине I тысячелетия н. э. Памятник исследовался в 1954-1967 гг. экспедицией Херсонесского музея, которую в 1954-1966 гг. возглавлял С.Ф. Стржелецкий, а в 1967 — Ю.А. Бабинов. За это время было открыто почти 1000 погребальных сооружений. Могильник биритуальный. В нем использовался и обряд кремации, и обряд ингумации. Кремации совершались в керамических урнах и каменных оссуариях, часть из которых устанавливалась в каменные ящики. Всего было открыто более 600 кремаций. Ингумации производились в простых грунтовых могилах, подбойных могилах и склепах. Таких сооружений раскопано около 300.

Результаты раскопок опубликованы в коллективной монографии в 2005 году (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005). В ней даны общие характеристики погребального обряда, категорий погребального инвентаря, опубликованы таблицы вещей по комплексам находок. К сожалению, в монографии не хватило места для описания каждой могилы. Эта важная информация сохраняется в отчетах о раскопках, которые авторами итоговой публикации справедливо охарактеризованы как «подробные, тщательно составленные и хорошо проиллюстрированные» (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, с. 27).

Помимо монографии, существует ряд работ, в которых специально рассмотрены отдельные категории погребального инвентаря из некрополя Совхоз‒10 (Высотская, Жесткова, 1999; Высотская, Рыжова, 1999; Высотская, 2000). Дальнейшая работа по изучению определенных разновидностей находок должна в обязательном порядке учитывать описания погребений из отчетов о раскопках.

Среди погребального инвентаря присутствует немногочисленная, но информативная группа находок — детали римского военного снаряжения. Эта группа ещё не подвергалась специальному анализу. Важность рассмотрения римского военного снаряжения как отдельной категории инвентаря из могильника обусловлена не совсем ясным местом этого памятника в ряду крымских могильников римского времени. Биритуальный обряд погребений является скорее не правилом, а исключением в Крыму. Кремации в небольшом количестве встречаются в некоторых варварских могильниках: Бельбеке I (Гущина, 1974, с. 32, 46-48), Скалистом III (Богданова, Гущина, Лобода, 1976, с. 124), Танковом (Вдовиченко, Колтухов, 1994, с. 85, 86, рис. 4, 2), Опушках (Храпунов, Мульд, 2005, с. 341‒345; Пуздровский, 2007, с. 115, 116; Храпунов, 2016а, с. 123). В этих некрополях преобладает обряд ингумации. В Чернореченском могильнике (Бабенчиков, 1963, с. 90, 91) количество ингумаций превосходит число кремаций. Последние составляют четвертую часть погребений могильника. В позднеримское время в горном Крыму появляются могильники, полностью или почти полностью состоящие из кремаций — это Чатырдаг (Мыц, Лысенко, Щукин и др., 2006) и Ай-Тодор (Блаватский, 1951, с. 262-273; Орлов, 1987; Храпунов, 2016а, с. 125). Для некрополя Совхоз‒10 в регионе существует ещё одна параллель биритуального могильника — это городской некрополь римского Херсонеса. Сожжения в нем, хотя и применялись значительно реже ингумаций, всё равно были довольно многочисленны. По подсчетам В.М. Зубаря, к римскому времени относится 443 кремации (Зубарь, 1982, с. 51). Отчасти, именно поэтому, а также по причине территориальной близости двух памятников (расстояние между ними около 12 км), в поисках источников распространения различных влияний авторы публикации могильника рассматривали в первую очередь Херсонес. Появление и широкое распространение кремаций в Совхозе‒10 в публикации напрямую связывается с римлянами. Действительно, пик использования кремаций в могильнике совпадает с максимумом римского военного присутствие в регионе во второй половине II – первой половине III в. н. э. В это время цепь римских постов и дозорных пунктов расположилась по гребню Сапун-горы (Sarnowski, Karasiewicz-Szczypiorski, Savelja, 2007, р. 59, 60; Karasiewicz-Szczypiorski, 2015, s. 75-82, ryc. 36). Некоторые римские укрепления были выдвинуты к востоку и северу от этой линии (Алма-Кермен, Кадыковка, Харакс), составляя эшелонированную оборону подконтрольной Херсонесу территории.

Место, в котором находится могильник, расположено в непосредственной близости от сети римских постов и сельской территории Херсонеса. Расположение могильника, его необычные погребальные сооружения привели издателей к мысли о том, что в погребальном обряде отразились римские влияния. Этническая атрибуция населения, оставившего могильник Совхоз-10, на сегодняшний день вызывает споры среди исследователей. Характерно, что в недавнем обзоре варварских памятников Крыма И.Н. Храпунов не отнес могильник Совхоз-10 ни к одной из групп варварских могильников (Храпунов, 2016а). Однозначной интерпретации памятника мешает разнообразие погребальных традиций, используемых на одном некрополе. Т.Н. Высотская, возглавлявшая под готовку итоговой публикации могильника, считала, что в это время в Инкерманской долине выделялись участки для римских солдат и ветеранов, что нашло отражение в распространении «характерного для них обряда погребений — кремаций» (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, с. 191, 192). Ещё до выхода монографии Т.Н. Высотская высказывала мнение о том, что в могильнике во II-III вв. н. э. погребали ветеранов римской армии (Высотская, 1997, с. 25; Высотская, Жесткова, 1999, с. 37). Подобные взгляды развились в идею о том, что кремации в оссуариях принадлежали офицерам римской армии, которые командовали федератами (Ушаков, 2010, с. 69). Подобные выводы уже встретили определенную критику (Зубарь, 2006, с. 79, прим. 1; Пуздровский, 2007, с. 115), которая не получила, пока, подробного развития. Анализ находок деталей римского снаряжения из могильника Совхоз-10 позволяет разобрать вопрос о роли римской армии в жизни поселения, оставившего могильник, на новом уровне.

Предметы, которые можно отождествить с деталями римского военного снаряжения, выделены из массива погребального инвентаря некрополя на основе сходства с находками из зоны лимеса Римской империи, и, одновременно, редкостью подобных предметов в Крыму (исключение составляют материалы Херсонеса, где находился римский гарнизон). Важным отличием военного снаряжения от предметов римского импорта является принадлежность вещей оружию, амуниции или военному костюму римских солдат.

Один предмет из некрополя уже отождествлялся с деталью римского военного костюма. В каменном ящике XXV, в урне 1 была найдена халцедоновая гемма (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 59, 45) (рис. 1, 1) (инв. № 34/36573). Ширина предмета 4,2 см, толщина 1,7 см, полная высота не сохранилась. Этой находке посвящена небольшая отдельная публикация, в которой предмет интерпретируется в качестве римской фалеры (Kolobov, Shevchenko, 2001). Камень сильно пострадал от огня, поверхность покрыта трещинами, часть изображения сколота, низ предмета и часть верха утрачены. По причине неполной сохранности атрибуция геммы в качестве римской фалеры не бесспорна. У предмета отсутствуют обычные для римских фалер пересекающиеся под прямым углом внутренние сквозные каналы. Частьюсистемы крепления геммы, вероятно, является канавка вдоль канта, свидетельствующая о том, что предмет крепился в касте. Оборотная сторона камня плоская. Несмотря на конструктивные отличия, гемма очень напоминает римские фалеры своими размерами и сюжетом. На камне изображено пухлое лицо с широким носом, пухлыми губами, глаза узкие, выполнены несимметрично, волосы разделены прямым пробором и зачесаны на стороны. Гемма близка довольно компактной группе фалер, насчитывающей около 60 экземпляров (Feugere, 1990, p. 32-34; Kolobov, Melnitchuk, Kulyabina, 2001, p. 356, 357). В последнее время утвердилась точка зрения на интерпретацию изображенного персонажа в качестве Амура (Feugere, 1990, p. 38, 39). Датируют халцедоновые фалеры с изображением Амура I-II вв. н. э., с преобладанием памятников I века (Feugere, 1990, p. 41). Следует отметить точку зрения А.В. Колобова, который предлагает рассматривать все фалеры этой группы в качестве изображений в образе Амура Гая Германика, старшего брата императора Калигулы, созданные в годы правления последнего (37-41 гг.) (Колобов, 1998, с. 30; Колобов, Мельничук, Кулябина, 1999, с. 48-50; Kolobov, Melnitchuk, Kulyabina, 2001, p. 353, 354). Сохранность фалеры, к сожалению, не позволяет не только уточнить что-либо в иконографии изображения, но даже настаивать на предложенной интерпретации. Судя по сопровождающему инвентарю — бусам, серьге и игле (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 59, 40-44) — в урне, вероятнее всего, был захоронен прах женщины. Это погребение перекрывало могилы середины — второй половины II в. н. э. (см. ниже), следовательно, предмет не мог попасть в ящик XXV раньше этого времени.

Большинство находок римского воинского снаряжения из могильника относится к поясным деталям, которые представлены пряжками, наконечниками ремней и заклепками. Все римские воинские пряжки относятся к одному типу: литым пряжкам с пельтовидной рамкой. Ближайшим местом концентрации находок таких пряжек является Херсонес. Недавно на основе материалов херсонесской коллекции была предложена типология этих изделий (Kостромичев, 2015; Kostromichyov, 2016). Обилие находок пряжек с пельтовидной рамкой в Херсонесе следует объяснять тем, что они использовались солдатами римского гарнизона города.
Часть этих поясных застежек изготовлялась на месте, в римских военных мастерских, причем некоторые варианты изделий за пределами Крыма почти не встречаются. Такие изделия нужно считать одновременно и локальными предметами и деталями римского военного костюма.

Одна пряжка из Совхоза-10 (рис. 1, 2) (инв. № 28/36444) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 37, 24) находит очень близкую аналогию в херсонесской коллекции. Пряжка отлита из латуни, сохранилась большая часть рамки и половина задней части. Рамка снабжена небольшими внутренними завитками. Задняя часть прямоугольная, расширенная. В месте перехода от рамки к задней части — дополнительная перекладина, образующая внутренний прямоугольный вырез и выступы, рассеченные гравировкой. Длина пряжки 3,7 см, сохранившаяся ширина 3 см; толщина 0,3 см. Фрагмент пряжки из урны 16 практически идентичен своеобразной пряжке из Херсонеса (Костромичев, 2015, с. 334, рис. 1, 10). Двум этим предметам сложно подыскать другие аналогии. Оригинальной деталью у этих изделий является пара прямоугольных прорезей в месте перехода между рамкой и задней частью пряжки. Сказанное может означать, что перед нами местный вариант римской воинской пряжки. Урна 16, в которой обнаружена пряжка, представляла собой амфору, с горловиной, закрытой краснолаковой чашкой. Внутри были найдены остатки кремации. Погребальный инвентарь, помимо пряжки содержал щитковую фибулу, подвеску-буллу, фрагмент щитковой фибулы, 16 бусин и раковину «не черноморского происхождения» (Стржелецкий, 1956, л. 40). Наличие подвески-буллы может свидетельствовать, что в урне мог быть погребен ребенок (о буллах, как деталях детского костюма см: Goette, 1986, S. 143-150; Migotti, 2007, p. 190-195, 213-215; Иванов, 2013, с. 129-132). Наличие бус намекает на то, что это могла быть девочка. Амфора (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, с. 73), краснолаковая чашка формы V по Хейсу (Шаров, 2007, с. 60‒69) и пряжка, которая относится к подтипу «Тибиск» датируют погребение в урне 16 первой половиной III в. н. э.

К такому же подтипу относится пряжка из погребения «а» в подбое 113 (рис. 1, 3) (инв. № 380/36572) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 15, 72-81). Эта подбойная могила входила в группу погребений 113-116, внутри которой не удалось проследить относительную хронологию. Все они были перекрыты каменными ящиками с кремациями XXIV‒XXVI, в одной из которых найдена предполагаемая халцедоновая фалера, описанная выше. Пряжка обладает простой и строгой формой корпуса, единственными украшениями являются внутренние волюты рамки, оформленные в виде растительных побегов. Следы производства таких пряжек в виде литейных форм, бракованных отливок и полуфабрикатов найдены в Дакии (Petculescu, 1991a, р. 9, fig. 1; 2; Benea, 2002, S. 32, Abb. 6, 4), Верхней Мёзии (Redžić, 2013, p. 60, T. LXXXII, 1043), Паннонии (Bónis, 1986, S. 304, Abb. 2, 1; Kovács, 2005, p. 118, 141, 142, fig. 68, 2) и Британии (Bidwell, 1985, p. 122, fig. 41, 29). Пряжки подтипа «Тибиск» являются самой многочисленной разновидностью пряжек с пельтовидной рамкой на территории империи (Костромичев, 2015, с. 308-315, 339-342) и датируются второй четвертью II — серединой III в. н. э. Экземпляр из Совхоза-10 обладает узкой задней частью — деталью, чаще встречающейся у ранних разновидностей (Kostromichyov, 2016, p. 149). Примечателен контекст находки пряжки в могиле 113«а» — одном из наиболее богатых погребений некрополя. В подбойной могиле было найдено одиночное захоронение подростка 14-15 лет, сопровождавшееся железным наконечником копья, бусами, фибулой, браслетом, перстнем, литой пряжкой с изображением льва на щитке. Справа от колен было найдено скопление предметов, включающее пельтовидную пряжку, краснолаковый фигурный сосуд в виде барана и оселок (Стржелецкий, 1962, л. 63, 64). Судя по сопровождающему инвентарю, погребение должно датироваться серединой — второй половиной II в. н. э.

Ещё одна пряжка подтипа «Тибиск» (инв. № 51/36562) (рис. 1, 4) найдена в подбойной могиле 39 (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 6, 7). Эта пряжка — единственная, сохранившаяся полностью в оригинальном виде, включая язычок. Оформление пряжки носит черты местных разновидностей подтипа (т. н. северопричерноморские варианты), кроме того, край внутренней прорези пряжки остался не обработанным после отливки, что делает пряжку не полностью завершенным экземпляром. Всё это говорит о вероятности местного производства изделия. Рамка пряжки снабжена внутренними завитками. Задняя часть прямоугольная, расширенная с вогнутыми торцевыми сторонами. Переход прямой. В месте перехода гравировкой выделена овальная фигура. Язычок литой, с отверстием для оси. На верхней грани плоская площадка, на которой гравирована одна поперечная полоса. Язычок не выступает за край рамки. Длина пряжки 3,5 см, ширина рамки 3,2 см, ширина задней части 2,4 см, толщина пряжки 0,3 см.

Пряжка была найдена в одном из подбоев могилы 39, содержавшем два погребения. Кости сохранились плохо, удалось определить только принадлежность погребений взрослому и ребенку (Стржелецкий, 1961, л. 37). Инвентарь погребений, помимо пряжки, содержал фрагменты смычковой фибулы, краснолаковый кувшин, железный нож и бусы (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 6, 1-8). Авторы публикации отнесли могилу 39 к началу IV в. н. э. (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, с. 147, 198).Две пряжки из Совхоза–10 относятся к тому же варианту, что и предыдущие, но к другому подтипу. Их отличает отсутствие дополнительных орнаментальных деталей — завитков, выступов и др. По месту находки полуфабриката подобных пряжек подтип назван «Карробург». Эта разновидность пряжек характерна как для территории Римской империи, так и для Северного Причерноморья (Костромичев, 2015, с. 115-118). Пряжка из подбойной могилы 65«б» сохранилась не полностью (рис. 1, 5) (инв. № 91/36572) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 9, 71), у неё отломана задняя часть и нет язычка. Рамка пряжки пельтовидная, задняя часть прямоугольная, расширенная, переход прямой. На передней части рамки выемка для укладки язычка. Эта деталь может указывать на относительно позднюю дату пряжки. Сохранившаяся длина 3,2 см, ширина рамки 2,9 см, толщина 0,3 см. Пряжка была найдена в нижнем из двух погребений, сделанных в подбое. Костяк сохранился плохо, по определению авторов раскопок погребенному было 10-14 лет (Стржелецкий, 1962, л. 23-251). Погребение сопровождалось инвентарем, характерным для женских захоронений: бусы, кольца, подвески-амулеты, браслет, фибулы (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 9, 69-78).

Пряжка из подбойной могилы 57 была найдена в составе инвентаря одиночного погребения молодой девушки (не моложе 14-15 лет) (Стржелецкий, 1962, л. 16, 17; Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 8, 49-68). Пряжка (рис. 1, 6) носит следы ремонта¹. Оригинальный язычок, после поломки оси, был заменен на длинный, крепившийся к задней стороне пряжки. Рамка пряжки пельтовидная, без украшений, задняя часть прямоугольная, расширенная, переход прямой. Длина пряжки 4,4 см; длина вместе с язычком 4,9 см; ширина рамки 3,1 см; ширина задней части 2,9 см. Погребение в могиле 57 отнесено авторами публикации могильника ко II–III вв. н. э. (Стржелецкий, Высотская, Рыжова — и др., 2005, с. 198), а А.А. Труфановым ко второй трети II в. н. э. (Труфанов, 2011, с. 260, табл. 1). Пряжка из могилы 14 (рис. 1, 7) (инв. № 155/36443) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 3, 45) относится к подтипу «Херсонес» пряжек с пельтовидной рамкой. Такие пряжки встречаются только в Херсонесе, предгорном Юго-Западном Крыму и на Боспоре (Костромичев, 2015, с. 319-321, рис. 16). Характерной особенностью этого подтипа является переход между задней частью и рамкой, оформленный в виде округлой фигуры. В случае пряжки из могилы 14 переход сделан в виде угловатой, ромбовидной фигуры.

Контекст находки пряжки дает пример одного из ранних комплексов с такими изделиями (Костромичев, 2015, с. 319). Одиночное погребение в подбойной могиле 14 содержало краснолаковый кувшин, смычковую и лучковую подвязную фибулы, стеклянный бальзамарий, браслет с раздвижными концами, перстень, бусину, подвеску, оселок и нож (Стржелецкий, 1956, л. 14, 15; Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 3, 44–53).

В состав поясных наборов римских солдат часто входили наконечники ремней, снабженные подвесками. Обычно наконечник ремня представлял собой пластину, загнутую вдвое вокруг окончания ремня и скрепленную заклепкой. Снизу к наконечнику крепилась литая подвеска, снабженная прорезью. Подвески от римских поясов обычно имели узкую и вытянутую форму и выделенный корпус, образованный сужением под петлей. Известны находки подобных наконечников в составах поясных наборов в Херсонесе (Костромичев, 2005, с. 101-105, рис. 8) и Виминации (Redžić, 2013, р. 35-43, T. IV, 9g, 10c, 10d; T. V, 13g, 14f; T. VI, 19c; T. VII, 23h). Отдельные разрозненные находки распространены повсеместно в зоне римского лимеса во второй половине II – первой половине III в. (Oldenstein, 1977, S. 143, 144, Nr. 290-304; Genčeva, 2000, p. 67, tabl. V, 6, 7; James, 2004, p. 85, fig. 39, 141, 142, 144-146; fig. 40, 152-158; Chapman, 2005, p. 147-150, cat. nо. Wa01-Wa30; Redžić, 2013, T. LXIX, 798-804; LXX, 805-831; LXXI, 832-843). 12 подвесок найдено в Херсонесе (Костромичев, 2011, с. 70, рис. 29, 1-12). Две находки наконечников сделаны в Совхозе–10.

В могиле 114 была найдена подвеска от наконечника ремня с длинным выделенным корпусом, расширяющимся к низу (рис. 1, 8) (инв. № 797/36572) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 16, 35). Край оформлен двумя косыми гранями, образующими острие. В верхней части подвески, около прямоугольной петли с вырезом, на корпусе небольшие поперечные отростки, рассеченные гравированной насечкой на торцах. Длина подвески 5,1 см, максимальная ширина 1,1 см; толщина 0,3 см. Территориально наиболее близкими аналогиями являются экземпляры из Херсонеса (Костромичев, 2011, рис. 29, 8-10, 12). Считается, что подвески с узким выделенным корпусом являлись миниатюрными изображениями римских мечей (Redžić, 2013, р. 322, 323). Подвески, снабженные поперечными перекладинами, как у подвески из могилы 114, являются местной крымской разновидностью римского типа, поскольку не встречаются в столь подчеркнутом виде за пределами Юго-Западного Крыма.

Могила, в которой найдена подвеска, имела подбойную конструкцию. В ней похоронен ребенок 6–8 лет и череп подростка 14-16 лет (Стржелецкий, 1962, л. 65-68; Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 16, 20-46). Разнообразный инвентарь погребения включал украшения и амулеты, пряжки и фибулы, посуду, монету, наглазники и нагубник. Судя по фибуле и бальзамарию, погребение относится к концу II ‒ первой половине III в. н. э.

Ещё одна подвеска сохранилась не полностью (рис. 1, 9) (без инв. №) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 10, 32). Нижняя часть корпуса была отломана. Вероятно, она имела обычную, каплевидную форму. В момент попадания предмета в погребение она уже использовалась не как подвеска, а как накладка. Корпус был пробит заклепкой, которая соединила предмет с прямоугольной тыльной пластиной. Очевидно, между пластиной и остатком подвески располагалась когда-то основа, к которой крепился приспособленный обломок. Переделанная подвеска найдена в скоплении предметов, сопровождавшем одиночное погребение женщины в подбойной могиле 69 (Стржелецкий, 1962, л. 29, 30). В этом скоплении найдены 3 пряслица, терракотовая статуэтка, серебряное и бронзовое зеркало, пара серебряных серег, кольца, шило, игла, подвески, 3 фибулы, железный нож, бусы (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 10, 28–56). Контекст находки ясно демонстрирует то, что подвеска уже не использовалась по своему первоначальному назначению.

К римским поясным деталям относятся также две бронзовые кнопки (рис. 1, 10, 11) (инв. № 520/36572) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 18, 36) с округлыми, слегка выпуклыми лицевыми частями, толстыми стержнями и тыльными дисковидными частями, практически равными по диаметру лицевым. Размеры лицевых частей кнопок 1,3х1,4 см, высота — 1,1 и 1,2 см. Такие кнопки были составной частью пояса особой конструкции, распространившегося в римской армии в III в. н. э. Особенность пояса состоит в том, что пряжка была лишена язычка. Ремень охватывал пряжку с двух противоположных сторон, концы ремня скреплялись двумя кнопками. Конструкция такого пояса восстанавливается по изображениям на солдатских надгробиях (Oldenstein, 1977, S. 222, 223, Abb. 2; Coulston, 1987, pl. 1-4; Szirmai, 2002, p. 602, fig. 7-10; Ubl, 2002, S. 275-285; Bishop, Coulston, 2006, p. 182; Ciugudean, 2011, pl. V; Hoss, 2012, p. 38, 39, fig. 4, 4, 5). Находки отдельных компонентов таких поясов в виде кнопок, круглых и квадратных рамок, также довольно многочисленны на римских памятниках (Petculescu, 1991b, p. 211, fig. 2; Chapman, 2005, p. 139, cat. no. Tg 21; Bishop, Coulston, 2006, fig. 118, 9-12; Ciugudean, 2011, р. 100-103; pl. I-III; Redžić, Danković, 2012, p. 353-355; Redžić, Jovičić, Pantelić, 2013, p. 41, 42, T. 1). Кнопки подобного вида использовались не только как детали поясов, но и составе лошадиной сбруи (Palágyi, 1990, Abb. 13-15, 19; Schleiermacher, 2000, S. 188, Taf. 6, 3234). Использование аналогичных кнопок солдатами херсонесского гарнизона зафиксировано находками в Херсонесе (Костромичев, 2011, с. 68-70, рис. 28, 7, 8; Бернацки, Кленина, 2016, с. 57, рис. 17, 14). 

Кнопки, найденные в Совхозе–10, происходят из подбойной могилы 130, в которой было обнаружено погребение одного или двух детей возрастом около 6 лет. Инвентарь состоял из краснолаковых кувшина и кубка, двух стеклянных бальзамариев, трех фибул, бус, перстней и пряслица (Стржелецкий, 1962, л. 79, 80; Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 18, 28-40). Интересно, что в погребении была обнаружена пара заклепок, которая может представлять собой набор от подобного пояса. Но, даже если заклепки были взяты с одного ремня, они не могли использоваться в погребальном инвентаре по первоначальному назначению, так как были найдены в погребении детей.

Среди материалов могильника найдены две бронзовые фибулы, которые также можно отнести к деталям римского воинского костюма. Обе они относятся к типам, распространенным в римском пограничье.

В урне 20 найдена т. н. коленчатая фибула с полукруглым диском у головки (рис. 1, 12) (инв. № 67/36360) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 38, 16). Фибула двучленная. Её пружина сохранилась не полностью, была надета на ось. С помощью тетивы пружина закреплена в специальной прорези в головке. Переход от спинки к головке оформлен крупным полукруглым диском. Спинка полукруглая в сечении, изогнута в профиле, сужается к ножке. Ножка расширяется к торцу. Иглоприемник пластинчатый, высокий, сохранился полностью. Игла утрачена. Длина фибулы 4,1 см. Подобные фибулы были распространены в римских лагерях империи в середине II – начале III вв. н. э. (Riha, 1979, S. 85; Cociş, 2004, p. 90). Например, в некрополе Виминация, лагеря VII Клавдиева легиона, найдено 15 аналогичных фибул (Redžić, 2007, s. 32-34, T. XIV, 138-152). В Северном Причерноморье такие фибулы редки. Все сделанные в этом регионе находки происходят с памятников, связанных с римским военным присутствием. Четыре экземпляра найдены в Херсонесе (Костромичев, 2012, с. 60-62, табл. 2, 22-25), два в Ольвии (Фурманська, 1953, с. 87, табл. V, 2; Диденко, Липатов, 2007, с. 159, рис. 1, 3) и один в Тире (Савельϵв, 2013, с. 107, рис. 5, 3).

Фибула найдена в кремации. В качестве урны использована амфора с воронковидным горлом. Согласно определению авторов отчета, в амфоре был захоронен прах двух человек: взрослого и ребенка (Стржелецкий, 1954, л. 364). Остальной инвентарь состоял из краснолаковой миски, стеклянного бальзамария, пряслица, фрагментов браслета и лучковой фибулы, двух перстней, бусины из горного хрусталя и серьги (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 38, 7-17). Судя по погребальному инвентарю, кремация в урне 20 была совершена во второй половине II в. н. э. Вторая фибула, которую можно с долей вероятности считать застежкой римского военного костюма, была найдена в могиле 164. Фибула относится к группе щитковых (рис. 1, 13) (инв. № 666/36572) (Стржелецкий, Высотская, Рыжова и др., 2005, табл. 21, 33). Она литая, выполнена в ажурной технике. Круглый корпус образован тремя завитками, закрученными по часовой стрелке от края к центру. На оборотной стороне расположены две стойки со сквозным отверстием для крепления оси шарнирного механизма. Иглоприемник представляет собой литую стойку, расположенную поперечно, по отношению к игле. На стойке сделан боковой вырез для фиксации иглы, а также две гравированные поперечные насечки. Фибула, возможно, ещё в древности была повреждена: ось, игла, часть корпуса и приемника отсутствуют. Диаметр щитка 3 см, вместе с отростками длина корпуса достигает 3,4 см.

Ажурные щитковые фибулы обычно не относят к римскому военному костюму. Но многочисленные находки сходных фибул в римских лагерях (Frisch, Toll, 1949, tab. XVI, 152; Böhme, 1972, Taf. 29, 1139; Ettlinger 1973, Taf. 15, 4; Bojović, 1983, T. XXIX, 279; Snape, 1993, p. 66, fig. 13, 133; Генчева, 2004, Т. XXVI, 7; Petković, 2010, s. 178, T. XXXI, 9, 11; Reuter, 2005, Abb. 19, F88, F89), а также изображения солдат с круглыми щитковыми фибулами (Szirmai, 2008, fig. 9; Migotti, 2010, fig. 12, 13; Papagianni, 2013, Abb. 2; Waebens, 2015, fig. 1-4) позволяют предполагать, что часть таких изделий носили римские военнослужащие. Фибула, о которой идет речь здесь, является нетипичной для памятников Крыма римского времени. Именно это обстоятельство, а также аналогии в римских крепостях империи (Patek, 1942, T. XVIII, 7; Redžić, 2007, s. 49, T. XXIII, 255), дают основания включить находку в список предметов римского военного снаряжения из некрополя Совхоз–10. Тем не менее, пол и возраст погребенной ясно свидетельствуют, что фибула в момент погребения не была деталью военного костюма.

Могила 164, в которой найдена ажурная фибула, имела подбойную конструкцию. Здесь было совершено единственное погребение девочки возрастом 10-15 лет (Стржелецкий, 1962, л. 100, 101). На груди и шее погребенной лежали несколько низок бус. Слева на груди была найдена фибула. Слева у таза находились оселок, крупная бусина и серебряный перстень. На кисти правой руки найден ещё один перстень. У левой голени лежал железный нож, а в ногах обнаружен краснолаковый кувшин. Судя по месту находки фибулы в погребении, она могла использоваться в качестве застежки погребальной одежды. Основываясь на датировке фибулы (Костромичев, 2012, с. 68), погребение в могиле могло быть совершено во второй половине II – первой половине III в. н. э.

Если суммировать информацию о находках предметов римского военного снаряжения из некрополя Совхоз–10, можно прийти к нескольким выводам. В некрополе обнаружены только детали одежды римских военнослужащих. Полностью отсутствуют детали вооружения или какой-либо амуниции. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что все предметы (кроме пары поясных заклепок) единичны в погребениях. Все найдены в различных могилах и не образуют каких-либо наборов. Анализ данных о погребальных комплексах, из которых происходят предметы римского военного снаряжения, демонстрирует следующую картину. Коленчатая фибула, фалера и одна пряжка найдены в кремациях. Остальные предметы происходят из могил с ингумациями, причем конструкция почти всех этих могил подбойная, за исключением одной простой грунтовой могилы. Опираясь на данные отчетов, можно проанализировать также пол и возраст погребенных (табл. 1).

Данные, приведенные в таблице, демонстрируют, что детали римского военного снаряжения из могильника Совхоз–10 происходят, в основном, из детских или подростковых погребений. Если был установлен пол погребенного, то это чаще оказывались женщины. Можно заключить, что типичные случаи обнаружения деталей римского военного снаряжения в могильнике Совхоз–10 связаны с детскими или подростковыми погребениями в подбойных могилах.

Этот вывод полностью противоречит предположению о том, что погребенные были солдатами или ветеранами римской армии.

На территории римских приграничных провинций погребения римских военнослужащих II–III вв. н. э. обнаруживаются сравнительно редко. Причина этого — отсутствие погребальной традиции, которая требовала непременного обозначения статуса военнослужащего в погребальном инвентаре (Bishop, Coulston, 2006, p. 33). В результате, даже в некрополях, непосредственно связанных с римскими крепостями, редки погребения, которые с уверенностью определялись бы как солдатские. Тем не менее, такие погребения существуют. Основными их признаками являются присутствие римского оружия и/или деталей военного костюма (Ciugudean, 2012, p. 119, 120). При этом такие предметы должны быть не единичными, а составлять наборы. Только эти признаки (если, конечно, погребение не сопровождается надгробием с надписью) позволяют отождествить погребенных мужчин с солдатами или ветеранами римской армии. Примерами подобных погребений являются могилы из дакийских Апула, Дробеты и Альбурнус Майор (Benea, 2010), паннонского Добого (Mràv, 2014), гальского Лиона (Bishop, Coulston, 2006, p. 163, fig. 101). В некрополе Виминация (Верхняя Мёзия) по указанным признакам ряд погребений также определяется как солдатские (Mrđić, Raičković, 2010). По наличию поясных наборов четыре погребения римских солдат уверенно определяются в некрополе Херсонеса (Журавлев, 2002, с. 90, 91, табл. 1; Костромичев, 2005).

В некрополе Совхоз-10 ни одно из погребений, содержащих детали римского военного снаряжения, не может считаться погребением римского солдата. Рассмотренные контексты демонстрируют, что большинство находок — это единичные вещи, попавшие в могилы, устроенные по типично варварскому обряду, характерному для сарматской археологической культуры.

Небольшое количество вещей, связанных с римским военным костюмом, а также контекст их обнаружения противоречит тезису об особой роли римской армии среди населения, оставившего могильник.

Вместе с тем, сравнивая набор элементов римского военного снаряжения из Совхоза-10 и других варварских могильников Крыма, можно заметить много общего. В небольшом количестве такие находки присутствуют во многих некрополях позднескифского и сармато-аланского населения. В качестве примеров можно перечислить детали римского военного снаряжения из Усть-Альмы (Высотская, 1994, табл. 5, 1, 12, 21; Масякин, 2007, с. 132, рис. 4, 9; Масякин, 2012, рис. 3, 1, 2, 19, 21), Неаполя скифского (Кропотов, 2009, с. 136, рис. 1, 3, 4), Дружного (Храпунов, 2002б, рис. 211, 6; Масякин, 2007, с. 132, рис. 4, 10), Нейзаца (Храпунов, 2016б, с. 140, рис. 6, 13, 14), Левадков (Мульд, 2011, с. 97, 98, рис. 5, 2), Скалистого III (Богданова, Гущина, Лобода, 1976, рис. 9, 7), Бельбека III (Гущина, 1974, рис. VII, 17; Масякин, 2007, с. 132, рис. 4, 7), Бельбека IV (Журавлев, 2002, с. 92, 93, табл. 4), Краснозоринского (Волошинов, Масякин, Неневоля, 2007, с. 309, рис. 8, 33) и Чернореченского некрополей (Храпунов, Стоянова, 2016, с. 179, рис. 5, 1; 8, 3). На сегодняшний день существует единственная работа, посвященная анализу римского военного снаряжения одного из крымских варварских могильников —  некрополя Заветное (Масякин, 2007). В.В. Масякин рассмотрел в этой работе не только материалы из Заветного, но, также, сделал обзор находок из других крымских некрополей. Автор работы приходит к выводу о том, что в некрополях Крыма первых веков н. э. детали римского военного снаряжения находят обычно в женских или детских погребениях. Функционально эти предметы использовались местным населением не по своему первоначальному назначению, а в качестве амулетов. Напротив, римские по происхождению фибулы использовались по своему прямому назначению в качестве застежек одежды (Масякин, 2007, с. 132, 133; 2012, с. 171). Обстоятельства находки щитковой фибулы из могилы 164 подтверждают этот вывод.

Сходная картина использования деталей римского военного снаряжения выявлена в другой ближайшей зоне контактов с Римской империей — в материалах могильников черняховской культуры. Большинство находок там также попадало в погребения уже во фрагментированном виде и использовалось по другому назначению (Кравченко, 1967, с. 96, рис. 11; Гопкало, Тылищак, 2010, с. 83-87, 90, рис. 3, 1-4, рис. 4, 1; ср.: Магомедов, 2011). Наличие деталей римского военного снаряжения в погребениях в Крыму и в ареале черняховской культуры исследователи склонны объяснять скорее военными трофеями или случайными нерегулярными контактами, нежели торговыми связями или присутствием римлян среди погребенных (Масякин, 2007, с. 132-133; Гопкало, Тылищак, 2010, с. 90, 91; Магомедов 2010, с. 177, 178).

Обстоятельства находок римского военного снаряжения из крымских могильников, безусловно, нуждаются в специальном всестороннем анализе. В качестве предварительного вывода можно заключить, что могильник Совхоз–10 по набору, характеру использования и количеству римского военного снаряжения мало отличается от других некрополей варварского населения Крыма.

 

Таблица 1
Контекст находок предметов римского военного снаряжения в некрополе Совхоз-10

 

 ¹ Пряжка — единственный из рассматриваемых предметов, который мне не удалось осмотреть лично. Она, вероятно, хранится в Уральском федеральном университете в Екатеринбурге, куда отправилась часть коллекции из могильника. Все описания и определение выполнены по рисунку, подготовленному для публикации могильника. Благодарю за предоставление рисунка Л.А. Рыжову.

 

Список использованной литературы

Бабенчиков В.П. Чорнорiченский могильник // Археологiчнi пам`ятки УРСР. 1963. Т. XIII. С. 90-123.

Бернацки А.Б., Кленина Е.Ю. Квартал 55 с пятиапсидным храмом (IV/III в. до н. э. – XIV в. н. э.) в Херсонесе Таврическом. Т.III. Повседневная жизнь. Познань: Институт истории Университета им. Мицкевича в Познани, 2016. 406 с.

Блаватский В.Д. Харакс // МИА. 1951. Вып. 19. 250-291.

Богданова Н.А., Гущина И.И., Лобода И.И. Могильник Скалистое III в юго-западном Крыму (I–III вв.) // СА. 1976. № 4. С. 121-152.

Вдовиченко И.И., Колтухов С.Г. Могильник римского времени у с. Танковое // Проблемы истории и археологии Крыма / Ред.-сост. Ю. М. Могаричев. Симферополь: Таврия, 1994. С. 82-88.

Волошинов А.А., Масякин В.В., Неневоля И.И. Два комплекса с римскими импортами из Краснозоринского некрополя // Древняя Таврика / Под общ. ред. Ю.П. Зайцева, В.И. Мордвинцевой. Симферополь: Универсум, 2007. С. 303-318.

Высотская Т.Н. Усть-Альминское городище и некрополь. Киев: Киевская Академия Евробизнеса, 1994. 208 с.

Высотская Т.Н. Население округи Херсонеса Таврического в I–V вв. н. э. (по материалам некрополя «Совхоз №10») // Херсонес в античном мире. Историко-археологический аспект. Тезисы докладов международной научной конференции. Севастополь, 29 августа – 1 сентября 1997. Севастополь: б/и, 1997. С. 24-26.

Высотская Т.Н., Жесткова Г.И. Рельефная краснолаковая керамика из могильника «Совхоз №10» // Херсонесский сборник. Вып. 10 / Отв. ред. М.И. Золотарев. Севастополь: Дизайн-студия «Каламо», 1999. С. 31-38.

Высотская Т.Н., Рыжова Л.А. Бусы могильника «Совхоз-10» («Севастопольский») // Древности 19971998: Харьковский историко-археологический ежегодник / Гл. ред.

В.И. Кадеев. Харьков: АО «Бизнес-Информ», 1999. С. 116-133.

Высотская Т.Н. Амфоры редких типов из могильника «Совхоз №10» (Севастопольский) // Донская археология. 2000. № 3-4. С. 83-92.

Генчева Е. Римските фибули от България от края на I в. пр. н. е. до края на VI в. на н. е. Велико Търново: Faber, 2004. 200 с.

Гопкало О. В, Тылищак В. С. Римские импорты из металла на могильнике Чернелив-Русский // Germania–Sarmatia II / Ред. О. А. Щеглова, М. Казанский, В. Новаковский. Калининград; Курск: [б.и.], 2010. С. 79-93.

Гущина И. И. Население сарматского времени в долине реки Бельбек в Крыму (По материалам могильников) // Археологические исследования на юге Восточной Европы / Отв. ред. М.П. Абрамова. М.: ГИМ, 1974. С. 32-64.

Диденко С. В., Липатов К. С. Ольвийский склеп римского времени с семейными захоронениями // Древности Северного Причерноморья в античное время. МАИЭТ. Supplementum 4 / Отв. ред. В.Н. Зинько, В.В. Крапивина. Симферополь: [б.и.], 2007. С. 158-161.

Журавлёв Д. В. Ещё раз о деталях римского воинского костюма и конской сбруи из Херсонеса и Юго-Западного Крыма // Археологiя. 2002. №1. С. 90-98.

Зубарь В.М. Некрополь Херсонеса Таврического I–IV вв. н. э. Киев: Наукова Думка, 1982. 144 с.

Зубарь В.М. Из истории Херсонеса и населения Таврики во второй половине III – начале V в. // Северное Причерноморье в эпоху античности и средневековья. Труды ГИМ. Вып. 159 / Отв. ред. Д. В. Журавлев. М.: б. и., 2006. С. 76-93.

Иванов М. Insigne ingenuitatis — ранноримска bulla от Сердика // Археология. 2013. Кн. 2. С. 129-132.

Колобов А.В. Боевые награды римских легионеров эпохи принципата // Вестник Пермского университета. Серия История. 1998. Вып. 2. С. 27-33.

Колобов А. В., Мельничук А. Ф., Кулябина Н. В. Римская фалера из Пермского Приуралья // ВДИ. 1999. №1. С. 46-52.

Костромичев Д. А. Три погребения римских солдат из некрополя Херсонеса // МАИЭТ. 2005. Вып. XI. С. 94-118.

Костромичев Д.А. Римские фибулы Херсонеса // Херсонесский сборник. Вып. 17 / Отв. ред. Н.А. Алексеенко. Севастополь: СПД Арефьев М. Э., 2012. С. 47-154.

Костромичев Д.А. Ажурные пряжки с пельтовидной рамкой: вопросы типологии, хронологии и происхождения // Stratum plus. 2015. №4. С. 299-356.

Костромичев Д.А., Масякин В.В. К проблеме начального этапа римского военного присутствия в Крыму // Боспорские чтения. Вып. 5. Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Этнические процессы / Ред.-сост. В. Н. Зинько. Керчь: б. и., 2004. С. 196, 197.

Кравченко Н.М. Косановский могильник (по материалам раскопок В.П. Петрова и Н.М. Кравченко в 1961-1964 гг.) // МИА. 1967. Вып. 139. С. 77-134.

Кропотов В. В. Подбойные могилы юго-восточного участка некрополя Неаполя Скифского // РА. 2009. № 2. С. 135-141.

Магомедов Б. В. Знахiдки предметiв римського iмпорту з металу на черняхiвських пам`ятках Украïни // Археологiя i давня iсторiя Украïни. Вип. 2. Археологiя Правобережноï Украïни / Вiдп. ред. Д.Н. Козак. Киïв: Iнститут археологiï НАН Украïни, 2010. С. 174-182.

Магомедов Б.В. Детали римской поясной гарнитуры из могильника Легедзино // Oium. №1. Черняхiвська культура / Вiдп. ред. О.В. Петраускас, Р.Г. Шишкiн. Киев; Луцк: IА НАН Украïни; IIO НПУ iм. М.П. Драгоманова, 2011. С. 107-110.

Масякин В.В. Римские фибулы и детали ременной гарнитуры из некрополя Заветное // Древняя Таврика / Под общ. ред. Ю.П. Зайцева, В.И. Мордвинцевой. Симферополь: Универсум, 2007. С. 125-138.

Масякин В.В. Деталь римского шлема из Усть-Альминского некрополя // Евразия в скифо- сарматское время. Сборник статей памяти Ирины Ивановны Гущиной. Труды ГИМ. Вып. 191 / Отв. ред. Д.В. Журавлев, К.Б. Фирсов. М.: ГИМ, 2012. С. 167171.

Мульд С. А. Склеп с двумя погребальными камерами из могильника Левадки // МАИЭТ. 2011. Вып. XVII. С. 94-115.

Мыц В.Л., Лысенко А.В., Щукин М.Б., Шаров О.В. Чатыр-Даг — некрополь римской эпохи в Крыму. СПб.: «Нестор-История», 2006. 208 с.

Орлов К.К. Ай-Тодорский некрополь // Материалы к этнической истории Крыма / Отв. ред. Т.Н. Высотская. Киев: Наукова думка, 1987. С. 106-133.

Пуздровский А.Е. Крымская Скифия II в. до н.э. ‒ III в. н. э. Погребальные памятники. Симферополь: Бизнес-Информ, 2007. 480 с.

Савельϵв О.К. Фiбули з Тiри (знахiдки 1996-2010 рр.) // Археологiя. 2013. №2. С. 100-115.

Стржелецкий С.Ф. Отчет о разведке могильника III в. н.э. в совхозе № 10. 1954 / Научный архив Государственного историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический». Ф.1. Дело 690/V.

Стржелецкий С.Ф. Отчет о раскопках могильника в совхозе № 10 в 1956 г. / Научный архив Государственного историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический». Ф.1. Дело 747/1.

Стржелецкий С.Ф. Отчет о раскопках позднеантичного могильника (III–IV вв.) в Инкерманской долине к югу от горы «Сахарная головка» на территории Совхоза «Севастопольский"» (№ 10) в 1961 г. / Научный архив Государственного историко-археологического музея- заповедника «Херсонес Таврический». Ф.1. Дело 854/1.

Стржелецкий С.Ф. Отчет о раскопках могильника III–IV вв. н.э. в Инкерманской долине на территории совхоза (№ 10) «Севастопольский» в 1962 г. / Научный архив Государственного историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический». Ф.1. Дело 856/1.

Стржелецкий С.Ф., Высотская Т.Н., Рыжова Л.А., Жесткова Г.И. Население округи Херсонеса в первой половине I тысячелетия новой эры (по материалам некрополя «Совхоз №10») // Stratum plus. 2003-2004. №4. С. 27-277.

Труфанов А.А. Металлические амулеты-подвески Северного Причерноморья первых веков н. э. // Stratum plus. 2011. №4. С. 225-270.

Ушаков С. В. Варвары горной Таврики на рубеже эпох: Этническая ситуация в Юго-Западном Крыму (III – середина VI вв. н. э.). Опыт реконструкции. Донецк: Донбасс, 2010. 180 с.

Фурманська А.I. Фiбули з розкопок Ольвiï // Археологiя. 1953. Т. VIII. C. 76‒94.

Храпунов И.Н. Могильник Дружное (III – IV вв. нашей эры). Lublin: Wydawnictwo Uniwersytetu Marii Curie-Skłodowskiej, 2002. 314 c. (Monumenta Studia Gothica II).

Храпунов И.Н. Население горного Крыма в позднеримское время // ВДИ. 2016а. № 1. С. 118-134.

Храпунов И.Н. Две подбойные могилы III в. н. э. из некрополя Нейзац (Крым) // РА. 2016б. №2. С. 132-149.

Храпунов И.Н., Мульд С.А. Трупосожжение римского времени из могильника Опушки // Херсонесский сборник. Вып. 14 / Гл. ред. С. Д. Крыжицкий. Севастополь: Издательский дом «Максим», 2004. С. 341-345.

Храпунов И.Н., Стоянова А.А. Могила №9 (35) из Чернореченского могильника в Крыму // КСИА. 2016. Вып. 244. С. 166‒194.

Шаров О. В. Керамический комплекс некрополя Чатырдаг: Хронология комплексов с римскими импортами. СПб: Нестор История, 2007. 207 с.

Benea D. Römische Werkstätten in Dakien (I) (mit Bezugnahme auf die Herstellung von Schmuckstücken und militärische Ausrüstungsgegenstände aus Bronze) // Zwischen Rom und dem Barbaricum. Festschrift für T. Kolnik zum 70. Geburtstag / Hrsg. K. Kuzmová, K. Pieta, J. Rajtár Nitra: Archäologisches Institut der slowakischen Akademie der Wissenschaften, 2002. S. 31-53.

Benea D. Römische Militärgräber in Dacia Superior // Proceedings of XVIIth Roman Military Equipment Conference: Weapons and Military Equipment in a funerary context / Hrsg. M. Sanader, A. Rendić-Miočević, D.Tončinić, I.Radman-Livaja. Zagreb: Filozofski fakultet; Arheološki muzej, 2010. S. 235-244.

Bidwell P. T. The Roman Fort of Vindolanda at Chesterholm, Northumberland. London: Historic buildings and monuments Commission for England, 1985. 241 р.

Bishop M. C., Coulston J. C. N. Roman military equipment from the Punic wars to the fall of Rome. Second edition. Oxford: Oxbow Books, 2006. 322 p.

Bojović D. Rimske fibule Singidunuma. Beograd: Muzej Grada Beograda, 1983. 181 s.

Bónis É. Das Militärhandwerk der Legio I Adiutrix in Brigetio // Studien zu den Militärgrenzen

Roms III. 13. Internationaler Limeskongress, Aalen 1983: Vorträge. Stuttgart: K. Theiss,
1986. S. 301-307.

Chapman E. M. A Catalogue of Roman Military Equipment in the National Museum of Wales. Oxford: Archaeopress, 2005. 206 р. (BAR British series 388).

Ciugudean D. “Ringschnallencingulum”-type belts from Apulum // Scripta Classca: Radu Ardevan sexagenario dedicate / Eds. I. Piso, V. Rusu-Bolindeţ, R. Varga, S. Mustaţă, L. Ruscu. Cluj-Napoca: Mega, 2011. S. 99-113.

Ciugudean D. Another roman grave with military equipment from Apulum // Apulum. 2012. Vol. 49. P. 109-130.

Cociş S. The Brooches from Roman Dacia. Cluj-Napoca: Mega, 2004. 454 p.

Coulston J. C. Roman Military Equipment on Third Century Tombstones // Roman Military Equipment: the Accoutrements of War. Proceedings of the Third Roman Military Equipment Seminar/Ed. M. Dawson. Oxford: B. A. R., 1987. Р. 141‒156. (BAR International Series. 336).

Ettlinger E. Die römischen Fibeln in der Schweiz. Bern: Francke Verlag, 1973. 198 S.

Feugere M. Phalères romaines en calcédoine // Miscellanea di studi archeologici e di antichità. No. 3. Modena: Aedes Muratoriana, 1990. P. 31-41.

Frisch T. G., Toll N. P. Pierced Bronzes, Enameled Bronzes, and Fibulae // The Excavations at Dura-Europos Conducted by Yale University and the French Academy of Inscriptions and Letters. Final Report IV. Part IV. Fasc.1. New Haven: Yale University Press, 1949. 69 p.

Genčeva E. Metalowe części wyposażenia żołnierskiego z Novae // Novensia. Vol. 12. Warszawie: Wydawnictwa Uniwerytetu Warszawskiego, 2000. S. 49‒98.

Goette H. R. Die Bulla // Bonner Jahrbücher. Bd. 186. Mainz: P. von Zabern, 1986. S. 133-164.

Hoss S. The roman military belt // Wearing the Cloak: Dressing the Soldier in Roman Times / Ed. M.-L. Nosch. Oxford: Oxbow Books, 2012. P. 29-44.

Kolobov A., Shevchenko A. Gem of Chalcedony from Chersonesus with “Cupid”: a Roman military phalera?//Instrumentum. Nr. 13. Montagnac: Instrumentum, 2001. P. 41.

Kolobov A., Melnitchuk A., Kulyabina N. The Roman military phalera from the Perm Urals // Arheološki Vestnik. 2001. 52. P. 351-357.

Kostromichyov D. Openwork buckles with pelta-form loop and opposite extension // Journal of Roman Military Equipment Studies. Vol. 17 / Eds. X. P. Jensen, Th. Grane. Oxford: Oxbow Books, 2016. P. 141-155.

Kovács P. Excavations in the roman auxiliary fort of Annamatia (baracs) between 1999 and 2005. First volume. Budapest: Opitz, 2005. 175 p.

Migotti B. Rimska bula u Panoniji // Vjesnik Arheološkog Muzeja u Zagrebu. Serija 3. Vol. XL. Zagreb: [s.n.], 2007. S. 187-219.

Mràv Z. A Flavian weapon grave of an auxiliary cavalryman from the Dobogó hill, Keszthely / Cserszegtomaj (county Zala) — Preliminary Report // People, Settlement and Landscape on Lake Balaton over the millennia / Eds. O. Heinrich-Tamáska, P. Straub. Budapest; Leipzig; Keszthely; Rahden Westf.: Leidorf, 2014. P. 101-116.

Mrđić N., Raičković A. Soldier burials with weapons at Viminacium cemetery // Proceedings of XVIIth Roman Military Equipment Conference: Weapons and Military Equipment in a funerary context / Ed. M. Sanader. Zagreb: Filozofski fakultet, 2010. P. 117-132.

Oldenstein J. Zur Ausrüstung römischer Auxiliareinheiten. Studien zu Beschlägen und Zierat an der römischen Auxiliareinheiten des obergermanisch-raetischen limesgebietes aus dem zweiten und dritten Jahrhundent n. Chr. // Bericht der Römische-Germanischen Komission. 1976. Bd. 57. S. 49-366.

Palágyi S.K. Römerzeitliches Pferdgrab in Tihany // Alba regia. 1990. Bd. XXIV. S. 17-45.

Papagianni E. Grabreliefs römischer Soldaten aus Griechenland: Beobachtungen zu ihrer Typologie und Ikonographie // Sepulkrana skulptura zapadnogo Ilirika I susjednih oblasti u doba rimskog carstva / Eds. N. Cambi, G. Koch. Split: Književni Krug, 2013. S. 795-814.

Patek E. Verbreitung und Herkunft der römischen Fibeltypen in Pannonien. Budapest: Királyi Magyar Pázmány Péter Tudományegyetem Érem- és Régiségtani, 1942. 314 S. (Dissertationes Pannonicae. Ser. II. Nr. 19).

Petculescu L. Evidence for the Production of Roman Military Equipment // Arma. Newsletter of the Roman Military Equipment Conference. Vol. 3. No. 1. June 1991a. P. 9-10.

Petculescu L. A note on military equipment of Roman officers in the 3rd century A.D. // Bayerische Vorgeschichtsblätter. 1991b. Jahr. 56. P. 207-212.

Redžić S. Nalazi rimskih fibula na nekropolama Viminacijuma. Beograd: Centar za nove tehnologije Viminacium; Arheološki institut, 2007. 89 s. (Arheologija i prirodne nauke. Posebna izdanja,  2)

Redžić S. Rimske pojasne garniture na tlu Srbije od I do IV veka. Doktorska disertacija. Beograd, 2013. 472 s. URL: https://www.academia.edu/6697948/Roman_belt_sets_on_the_territory_of_Serbia_from_the_I_to_the_IV_century. Дата обращения 27 апреля 2015 г.

Redžić S., Danković I. A Unique Find of a Belt Set from Viminacium // Arheologija I Prirodne Nauke. Vol. 7 / Ed. M. Korać. Beograd: Centar za nove tehnologije Viminacium; Arheološki institut, 2012. P. 357-359.

Redžić S., Jovičić M., Pantelić S. Unpublished grave-goods of belt-sets with ring-shaped buckles from Viminacium // Arheologija I Prirodne Nauke. Vol. 9 / Ed. M. Korać. Beograd: Centar za nove tehnologije Viminacium; Arheološki institut, 2013. P. 37-42.

Reuter S. Ein Zerstörungshorizont der Jahre um 280 n. Chr. In der Retentura des Legionslagers Reginum/Regensburg // Bayerische Vorgeschichtsblätter. 2005. Jahrgang 70. S. 183-281.

Riha E. Die römischen Fibeln aus Augst und Kaiseraugst. 1979. Augst: Amt fur Museen und Archäologie des Kantons Basel-Landschaft, 1979. 222 S. (Forschungen in Augst, Bd. 3).

Sarnowski T., Karasiewicz-Szczypiorski R., Savelja O. Roman Military Sentry Posts in the Border Zone of Crimean Chrsonesos // Arheologia. Rocznik Instytutu archeologii i etnologii Polskiej akademii nauk. 2007. 58. P. 57-67.

Schleiermacher M. Römisches Pferdegeschirr aus den Kastellen Saalburg, Zugmantel und Feldberg // Saalburg Jahrbuch. 2000. Bd. 50. S. 167-193.

Snape M.E. Roman Brooches from North Britain: a classification and a catalogue of brooches from ites on the Stanegate. Oxford: Tempus Reparatum, 1993. 123 p. (BAR British Series. 235).

Szirmai K. Military equipment depicted in Aquincum after the Marcomanic wars // I bronzi antichi: Produzione e tecnologia. Atti del XV Congresso Internazionale sui Bronzi Antichi. Grado- Aquileia 22-26 maggio 2001 / a cura di A. Giumlia-Mair. Montagnac: Mergoil, 2002. P. 600-608

Szirmai K. Early Depictions of Military Equipment in Aquincum // Journal of Roman Military Equipment Studies. 2008. Vol. 16. P. 321-332.

Ubl H. Ein “Ringschnallencingulum” aus Lavriacum // Miles Romanus dal Po al Danubio nel Tardoantico. Atti del Convegno internazionale Pordenone – Concordia Sagittaria 17-19 marzo 2000 / a cura di M. Buora. Pordenone: Edizioni Lucaprint, 2002. S. 275-285.

Waebens S. The Representation of Roman Soldiers on Third-Century Funerary Monuments from Nikopolis (Egypt) // Revue international d`histoire militaire ancienne. 2015. No. 1. P. 63-78.

 

D.А. Kostromichev
Roman Military Equipment in Sovkhoz–10 Cemetery
Abstract

The cemetery of Sovkhoz-10 dated to the Roman period is located in the Inkerman valley in the south-western Crimea. The finds from the graves in the cemetery include a small group of artefacts related to the Roman military equipment. Perhaps this group comprises a chalcedonic phalera depicting Amur, six buckles, two pendants, two brooches, and two knobs. These artefacts were uncovered from different graves. The elements of the Roman military equipment discovered amidst the grave goods did not form particular sets. Many pieces bear traces of repair and secondary use. Most of finds appeared in graves of children, teenagers, and women. Three artefacts occurred in cremation graves, one in an inhumation made into simple grave pit, and the rest of artefacts have been discovered in graves typical of the Late Sarmatian archaeological culture. From the account of the find conditions of the Roman military equipment details in graves of the cemetery in question there are reasons to conclude that these graves were not related to soldiers or veterans of the Roman army, but rather belonged to barbarian population. Similar pattern of the use of details of Roman military equipment has been uncovered in other barbarian cemeteries in the south-western Crimea. The small number of finds shows the improbability of inflow of such goods to the local population in result of permanent trade contacts. Pieces of Roman military equipment appeared amidst the barbarians of the south-western Crimea at random.