9. Оружие и предметы конского снаряжения

9. Оружие и предметы конского снаряжения

Оружия в некрополе найдено очень мало, оно представлено пятью мечами и семью копьями. Все они происходят из грунтовых (3 копья) и подбойных могил с трупоположениями.

Мечи двух типов: длинный – 79 см; острый с черенком для насаживания рукояти без перекрестия, ширина лезвия – 4 см, продольного ребра нет, сечение клинка линзовидное. Лезвие от пяты идет параллельно, сужаясь лишь у самого острия. Такой меч в некрополе представлен единственным экземпляром в подбойной могиле 213, он принадлежал мужчине лет 30 (табл. 27: 35). По комплексу находок (пряжке, фибуле, краснолаковому сосуду) погребение датируется II–III вв. н.э. В этой же могиле встречен обломок меча или ножа.

Возможно, мечей в некрополе было больше, но они не сохранились. Примечательно, что в могиле 134, I–II вв. н.э., где, судя по инвентарю (румяна, детали коробочки, бусы) была погребена, как полагал С.Ф. Стржелецкий, девочка лет 10-15, найдено стеклянное навершие для меча. Разрушился ли меч, или навершие положили в погребение безотносительно к предмету вооружения, сейчас сказать трудно. Такие же навершия обнаружены в могилах 144, I – II вв. н.э. (табл. 19: 37), где была погребена взрослая женщина, и в могиле 178 того же времени (табл. 23: 28).

Длинные мечи без металлического навершия и перекрестия характерны для позднесарматского времени (Хазанов 1971: 15). В Поволжье, считал К.Ф. Смирнов, длинные мечи были известны издревле и легли в основу формирования модели позднесарматских мечей без перекрестия и навершия (Мерперт 1955: 157).

В Северном Причерноморье длинные мечи появились в I в. до н.э. и в течение последующих столетий оставались одним из основных предметов вооружения (Сокольский 1954: 154).

В Крыму и на Кубани такие мечи получили специфическое оформление в виде навершия из стекла или полудрагоценных камней. В Поволжье и на Урале подобные навершия редкость (Мерперт 1955: 158).

Мечи носили слева. В нашем случае (м. 213) меч лежал вдоль левой ноги умершего. Такой меч служил надежной защитой всадника.

Второй тип – короткий меч-кинжал длиной не более 35-40 см, ширина его клина 3-4 см.

Он также не имеет навершия и металлического перекрестия. Такие мечи найдены в четырех могилах (114, 158, 272 и 280) (табл. 21: 74; табл. 16: 15).

Воины носили их справа (Сокольский 1954: 151), что подтверждает и местонахождение мечей в данном некрополе: в могиле 158 меч лежал на правом плече, в могиле 280 – на правой ключице, в могиле 272 – на груди. Лишь в яме у могилы 114, где, по мнению С.Ф. Стржелецкого, был погребен ребенок лет 8, короткий меч-кинжал находился с левой стороны головы, острием к ней. Указанное погребение датируется II–III вв. н.э., могила 280 датировке не поддается, т.к. помимо меча там был найден только небольшой лепной горшочек. Но по топографическим данным ее можно отнести к IV в. н.э. Остальные могилы с короткими мечами относятся по комплексам находок к IV в. н.э.: в подбойных могилах 272 и 158 вместе с мечами найдены пряжки конца III–IV в. н.э. (табл. 21: 13).

У сарматов Поволжья короткие мечи встречаются крайне редко (Хазанов 1971: 15), тогда как боспорская конница имела на вооружении в I–IV вв. н.э. как длинный, так и короткие мечи (Сокольский 1954: 169).

Несмотря на незначительное количество найденных мечей в данном могильнике, все же можно сказать, что на смену длинным мечам приходят короткие, т.к. большинство последних датируется концом III–IV в. н.э.

Копья (всего 7 экземпляров), все плохой сохранности, однако удается восстановить их первоначальную форму. Они имели узкое листовидное перо ромбовидного сечения и довольно длинную втулку диаметром не более 2 см. В одном случае (копье из м. 259) втулка имела два отверстия в нижней части (табл. 33: 39).

Общие размеры копий восстановить трудно, однако длина их, по-видимому, вместе со втулкой не привышала 26 см, а с древком достигала 2 метров.²⁰

Копье из м. 113а может быть датировано по комплексу концом II в. н.э. (табл. 15: 74), остальные относятся к IV в. н.э. А в могиле 227 вместе с копьем (табл. 28: 32) обнаружен кожаный мешочек с монетами от 305 до 337 гг.

Несмотря на различие во времени, первое копье не отличается от поздних, что свидетельствует об устойчивости формы данного вида оружия.

Подобные рассматриваемым втульчатые копья были постоянным оружием поздних скифов (Сымонович 1983: табл. XIV: 4), сарматов (Хазанов 1971: табл. ХХVII) и греческих катафрактариев (Сокольский 1954: 168).

Неоднократно встречались они и в черняховских могильниках (Славяне в юго-восточной Европе 1990: рис. 14: 6; 32: 1, 2).

Исследователи черняховских памятников отмечают, что оружие представлено на них одиночными находками. М.Ю. Брайчевский объясняет это социальными процессами, которые протекали внутри данного общества, главным образом тем, что оборона перестала быть функцией всего населения (Брайчевский 1960: 145).

В нашем случае примечательно, что из 12 предметов вооружения (фактически длинных мечей и копий, видимо, было больше) три датируются II, II–III вв. н.э., остальные относятся к концу III и к первой половине IV в. н.э.

Очевидно, с притоком нового населения происходит смена вооружения. Немалую роль в этом сыграла и опасность гуннского вторжения.

Как известно из свидетельств Аммиана Марцеллина, гунны – конные дружинники, стремительные и подвижные (Amm. Marc. XXXI, 2, 8, 9; SC II, вып. 2: 338).

Евсевий Иероним сообщает о «рое гуннов, которые, летя туда и сюда на быстрых конях, все наполняли резней и ужасом» (Euseb. Hieron, 77, SC II, вып. 2: 368). Но лететь «туда – сюда» и действовать рассыпным строем нельзя в предгорной местности. Здесь нужна другая тактика.

В свою очередь, если аланы встречали противника в степных просторах, как свидетельствует Корнелий Тацит, тяжело вооруженными, то в данной ситуации это было также невозможно. Очевидно, поэтому произошла замена длинного меча на короткий, более удобный в рукопашной схватке с врагом. Отсутствие стрел в некрополе свидетельствует, что вооружение предназначалось только для ближнего боя.

К сожалению, незначительное количество оружия, найденное в синхронных черняховских могильниках и на поселениях, не дифференцируется в хронологическом отношении. Не исключено, что ситуация во многих районах распространения черняховской культуры могла быть аналогичной, и большинство предметов вооружения датируется тем же временем.

Как мы говорили выше, оружие в некрополе найдено только в могилах с трупоположением, преимущественно, насколько об этом можно судить по отчетам С.Ф. Стржелецкого, в мужских погребениях.

Если действительно обряд кремации был прерогативой мужчин, то возникает вопрос, почему же в урнах нет оружия. Однозначного ответа на него, по-видимому, дать нельзя. Вполне возможно, что его берегли и потому не помещали в урны, или вообще его было слишком мало.

Нельзя не отметить также, что количество оружия возрастает в период сокращения обряда кремации. Оно принадлежит населению, среди которого была распространена ингумация.

Если у скифов и сарматов оружие являлось признаком социальным, встречается оно главным образом в богатых погребениях, то о могильнике «Совхоз №10» этого сказать нельзя. Население здесь было слабо социально дифференцировано. Мечи и копья обнаружены, как правило, с набором недорогого инвентаря.

Удила железные, найденные в единичном экземпляре в м. 43. Они с железными грызлами и кольцами диаметром 5 см (табл. 6: 60). Подобные удила имеют очень широкий ареал. На рубеже нашей эры и в первые вв. н.э. они существовали у поздних скифов (Сымонович 1983: табл. ХVIII: 26), известны они на Северном Кавказе (Абрамова 1970: рис. 35: 1; 1987: рис. 20: 5). В Подкумском могильнике кольца овальные с прогибом посередине.

Удила с бронзовыми кольцами и бронзовыми обоймами найдены в сарматских погребениях (II–III вв. н.э.) в Южном Приуралье (Смирнов, Попов 1972: рис. 7: 1). В некрополе Харакса такие удила встречены в погребении с монетой III в. н.э. (Орлов 1987: рис. 4: 12).

Аналогичные удила обычно с серебряными псалиями широко были распространены в гуннскую эпоху (Засецкая 1984: 75). Встречаются они не только в Восточной, но и в Западной Европе (Hampel 1905: табл. 205: 4; 344: 8) и существуют еще в середине ХIII в. (Пачкова 1979: рис. 11).

В нашем случае погребение с удилами в могиле 43 датируется III в. н.э.

 

²⁰ С.Ф. Стржелецкий допускал, что в грунтовой могиле №239, возможно, было копье длиной 1,5 м (вместе с древком).

 

Продолжение: 10. Орудия труда