Воспоминания командира 995 СП — подполковника Волкова Михаила Ивановича

На фото — полковник Волков Михаил Иванович

 

Воспоминания Волкова М.И.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Мы возвращаемся в Крым

 На ладонях – жёсткие мозоли,
  На губах – песок и жженье соли,
У любого скулы и душа
Выдублены ветром Сиваша.
(Николай Теличко)

 

«К концу октября 1943 года за Турецким валом на Перекопском перешейке и за солёными водами Сиваша, опоясавшись дотами, дзотами, капонирами, минными полями, глубоко зарывшись в землю, засела 17-я немецкая армия генерал-полковника Эрвина Густава Йенике.

Эта армия объединила 12 дивизий, из них пять немецких и семь румынских, а также многочисленные специальные части.

1 ноября 1943 года после короткого митинга начал форсировать Сиваш 1164-й стрелковый полк (далее – СП). Стрелковые пулемёты, 82-миллиметровые миномёты люди несли на себе через Сиваш шириной 2,5 км, нередко по грудь в ледяной воде». …

Полковник С.М. Саркисьян в своих мемуарах так описывает этот момент: «В предрассветном тумане 5 ноября подошла к северному берегу Сиваша, форсировала его и вошла в подчинение командира 10-го корпуса263-я стрелковая дивизия полковника П.М.Волосатых (начальник политотдела полковник Д.Я.Артюхин). Одновременно на плацдарм были переправлены батальонные, полковые орудия и орудия истребительно-противотанкового дивизиона, боекомплект снарядов и мин. 6 ноября дивизия сменила части 257-й дивизии, заняла оборону на левом фланге плацдарма севернее Каранки и в районе Тюй-Тюбе» [30. С. 174] (ЦАМО. Ф. 407, оп. 983, л. 213, л. 176)

 

«С 1 по 10 ноября на фронте 51й армии противник потерял убитыми 8932 солдата и офицера, было уничтожено 16 танков, 51 орудие, 70 миномётов, 318 пулемётов, было взято в плен 732 солдата и офицера, захвачено 11 танков, 9 орудий, 15 миномётов, 200 мотоциклов, 132 пулемёта, 2 склада и много другого военного имущества» [Там же. С. 175] (ЦАМО. Ф. 407, оп. 9837, д. 440, л. 13-45).

995-й полк закрепился на узком плацдарме на полуострове Тюй-Тюбе. Его ширина была от 200 до 800 метров. Справа и слева располагались воды Сиваша и его озёр. Это было так называемое межозёрное дефиле. Немцы считали этот перешеек неприступным.

Проблема усугублялась полным отсутствием пресной воды, которую, как и продукты, надо было доставлять с Большой земли. …

 

Немцы уделяли основное внимание Перекопскому и Чонгурскому перешейкам. Мыс Джангар оказался незанятым противником, и части 346-й стрелковой дивизии без особого труда овладели районом: Чигары, Хаджи-Булат, Биюк-Кият.

К исходу дня 1.11.43 г. наши войска продвинулись на 17-20 км и овладели Тарханом и Томашевкой – важными узлами обороны противника. 1 ноября немцы начали подбрасывать резервы, на плацдарме развернулись упорные бои. Части 346-й сд отбили свыше двадцати контратак и вынуждены были оставить Тархан и Томашевку. В том бою немцы применили большие группы танков, которые в ночное время двигались с зажжёнными фарами.

 

К утру 3 ноября 1943 г. на южном берегу Сиваша сосредоточился весь 10-й стрелковый корпус (командир – генерал-лейтенант К.П. Неверов). Силы сторон уравновесились. 10-й стрелковый корпус перешёл к жёсткой обороне, закрепив за собой плацдарм по фронту 18, а в глубину 14 км (суша составляла 73 кв. км, остальную площадь занимали многочисленные заливы и озёра).

Другие соединения 51-й армии (командующий генерал-лейтенант Я.Г.Крейзер) располагались на Большой земле в районе Строгановка Коса и восточнее. В составе 51-й армии находились три стрелковых корпуса (десять дивизии) и части усиления армии. Им ставилась задача главным ударом на Тарханы и вспомогательными на Томашевку и Пасурман 1-й прорвать оборону противника и развивать успех во взаимодействии со 2-й гвардейской армией (командующий генерал Георгий Фёдорович Захаров) и ликвидировать с тыла перекопскую группировку. Для развития успеха в направлении Джанкой – Симферополь с Сивашского плацдарма вводился 19-й танковый корпус.

263-я сд форсировала Сиваш в составе 10-го стрелкового корпуса и вступила в бой в направлении Каранки. В упорных боях удержала перешеек, Безымянную высоту, что в 1,5 км юго-восточнее Биюк-Кият. Отбив все атаки гитлеровцев, перешла к жёсткой обороне, 995-й и 997-й СП заняли Безымянную высоту и перешеек. 995 сп составлял второй эшелон дивизии, одной ротой обороняя полуостров Тюй-Тюбе.

В первый же день после форсирования Сиваша на захваченном плацдарме полуострова Джангара, от разрыва мины был ранен командир дивизии П.М.Волосатых. Его заменил заместитель комдива полковник Шаныгин, который командовал дивизией в ноябре-декабре 1943 года. Это было время тяжёлых испытаний для дивизии. Не хватало питания боеприпасов, велись изнурительные оборонительные бои.

Мне выпало счастье командовать 995-м СП. Я только что прибыл с шестимесячных курсов из Академии им. М.В. Фрунзе из г. Москвы, имея некоторый военный опыт в Дальневосточной 239 сд с 14 ноября 1941 года в боях под Москвой.

 

 

Начиная со второй половины ноября 1943 года я прошёл с этим родным 995-м полком с боями Крым, Полтавскую, Смоленскую области, Белорусскую ССР, Литовскую ССР, всю Пруссию до момента моего ранения под Кёнигсбергом 7 февраля 1945 года. Награждён в полку тремя орденами Красного Знамени, орденом Суворова III степени.

До моего прибытия в полк он понёс тяжёлые потери в наступательных боях за Семихатки, Мелитополь, Чонгарский полуостров и на плацдарме Сиваша.

 

При приёме мною полка выяснилось, что во второй половине ноября произошло большое ЧП. На рассвете немцы атаковали седьмую роту полка. Бойцы роты понесли потери и частично попали в плен. Командир батальона капитан Семёнов и его замполит ст. лейтенант Башарин были убиты. Командира 7-й роты, раненого, немцы бросили в горящий скирд. Пропагандист полка капитан Проценко поднял в контратаку 8-ю стрелковую роту, вместе с командиром 9-й стрелковой роты мл. лейтенантом Н.Г.Теличко он с трудом отбили атаку. Немцы бежали, оставив на поле боя 42 трупа. Командный пункт командира полка был далеко через залив на расстоянии 600-700 метров, во время боя 3-й стрелковый батальон не управлялся, огнём артиллерии не поддерживался.

В конце ноября 1943 г. перед полком была поставлена задача – его комплектация людьми и вооружением, в чём была оказана помощь со стороны командующего 51-й армией генерал-лейтенанта Я.Г. Крейзера. Через полторы недели был сформирован 1-й стрелковый батальон – командир капитан Алексей Румянцев, затем 2-й сб – командир капитан Иван Буров и, наконец, 3-й сб – командир капитан Иван Кривуля, позже – капитан В.И. Пестов.

 

Командно-политический состав 995-го СП:

- командир полка – подполковник Волков М.И.;

- замполит – майор Опарин Н.С.;

- зам. по строевой – майор Егоров;

- нач. штаба – майор Маслов П.П.;

- командир артполка капитан Иванов, был семь раз ранен, затем убит под Кёнигсбергом;

- начальник санитарной службы – майор м/с Старостин И.А.;

- старший ординатор-хирург, его жена – Старостина Н.М.;

- помощник командира полка по мат. Обеспечению – капитан Ласточкин С.Ф.

 

995-й сп ещё в начале декабря 1943 г. занял прочную оборону на полуострове Тюй-Тюбе. Обороняя предмостное укрепление, мы убеждались в том, что по мосту беспрерывным потоком шла техника, войска, готовилось наступление к 20 февраля. Но эти планы были сорваны. В последних числах февраля разразился небывалый шторм. Воды Азовского моря погнало на Сиваш, заиграли гребни волн, повредило переправу, резко снизился пропуск войск и техники по мосту. В дополнение к этому наступила весенняя оттепель, дороги стали трудно проходимыми, что затормозило поток наступления, доставку лесоматериалов, боеприпасов и продовольствия. По степям Таврии, на Перекопе и Сиваше гулял ничем не сдерживаемый, пронизывающий до костей ветер. Эта степная весенняя погода несла то дождливые оттепели, то заморозки и снежные бури.

Такая погода крайне изнуряла людей, особенно доставалось нашему полку. Но нескольку дней тылы не доставляли продукты, боеприпасы. Мы вынуждены были заново организовывать команды по доставке. Они тянули сапёрные лодки А-3 по 6-8 человек через основной Сиваш – 2500 метров, да ещё чтобы доставить груз на полуостров Тюй-Тюбе, а это дополнительно 600-800 метров.

Выделенные команды быстро выходили из строя, после доставки груза 15-20 раз у людей открывались язвы от сивашской грязи и ила. У лошадей, например, от ила тут же облазила шерсть, и кожа становилась гладкая, как на барабане или, лучше, как выбритая.

Самое тяжёлое было у нас – это отсутствие топлива, дров. Чтобы сварить жидкий-жидкий суп с пшеничной или ячневой крупой один раз в сутки, приходилось собирать сухую траву – перекати-поле, ковыль, пырей и др. Не было пресной воды, хотя у немцев вода в колодцах была.

Наварит повариха такой супец наполовину, а то и более с солёной сивашской водой, покушаешь его, и через некоторое время хочется пить, всё горит внутри, а изо рта горькая слюна с пеной идёт. Чтобы доставить пресную воду, её нужно было принести с Большой земли. Бойцы по-разному приспосабливались: как дождь идёт, собирали воду плащ-палатками или по капле в котелки. В зимнее время снег таяли, но вода безвкусная, щелочная, неприятная.

 

Чтобы как-то разнообразить рацион солдат, командир полка М.И.Волков приказал организовать ловлю рыбы. Никаких принадлежностей для этого не было. В ход шли плащ-палатки и другие подручные средства. Но всё же это не спасало положения.

Бывший лейтенант медицинской службы, командир взвода санитарных носильщиков 995-го СП М.И.Головач в своих воспоминаниях уже после войны так описывает, в каких условиях приходилось сберегать здоровье солдат на сивашском плацдарме. «Мы находились на Сивашах около трёх недель, и встал вопрос о санитарной обработке всего личного состава. Надо было людей помыть и переодеть, а где – вопрос. Старшему врачу полка было приказано организовать баню. Было в земле выкопано три котлована, соединяющихся между собой в виде санпропускника. Возглавить эту работу ст. врач поручил мне. Я с полной серьёзностью отнёсся к этой работе. Личный состав полностью был помыт и переодет. Когда было всё сделано, был отдан приказ по 995-му стрелковому полку. Привожу его дословно и бережно храню, ибо помыть людей в таких условиях первое время было крайне тяжело. Это был вопрос №1».

 

Выписка из приказа по 995 стрелковому полку 263 стрелковой дивизии

От 29 ноября 1943 г. №132 Действующая армия

За активное участие в строительстве полевой бани и санитарное состояние военфельдшеру санитарной роты 995 стрелкового полка ГОЛОВАЧ Михаилу Ивановичу и санитару той же роты ГРИГОРЬЕВУ Фёдору Александровичу ОБЪЯВЛЯЮ БЛАГОДАРНОСТЬ.

 

 

Приказ объявить на поверке всему личному составу роты.

 

 

п/п Командир полка

подполковник ВОЛКОВ

 

 

Начальник штаба

Капитан МАСЛОВ

 

 

В Е Р Н О: ПНШ по учету капитан ЗЕЛЕНИН

 

Особенно тяжёлое время было в январе, феврале, у людей началась дистрофия, появились редкие случаи смертности. Находясь в траншеях, землянках, в постоянном холоде, большой влажности, не получая достаточной пищи, люди стали молчаливыми, ко всему безразличными, с окаменевшими лицами, потухшими глазами.

О такой сложной обстановке несколько раз докладывал в дивизию, просил о смене полка, но мои просьбы все были отклонены. Однажды ночью в телефонном разговоре командир дивизии генерал-лейтенант П.М. Волосатых задел меня за живое, сказав про меня: «Умирающий, вшивый, замученный»… так он любил бить по самолюбию и психике.

После того, как у нас умерло сразу два человека, мы с нач. штаба П.П. Масловым написали командиру дивизии, командиру корпуса, командиру 51 армии, командиру [так в тексте воспоминаний] фронта и в Ставку тов. И.В. Сталину о тяжёлом положении в полку.

Вот тут-то и началось. На третьи сутки в полк из Москвы прибыл порученец, всё тщательно проверил, был во всех батальонах, говорил с людьми, тут же передавая заключение вышестоящим органам. Откуда что взялось: питание стали давать по норме, по 100 грамм водки, даже компот был на третье.

Но самое главное – провели через пролив Сиваш шланг с пресной водой, создали в резиновых ёмкостях запас воды. Чтобы разносить воду, выдали резиновые мешки. Дали несколько пар резиновых болотных сапог. Пять пар мы подарили штабу дивизии.

Командир дивизии П.М. Волосатых воспринял этот случай здраво, не ругал. Но из армии в мой адрес раздавались голоса – не дадут ордена…

В этот период в полку были серьёзные недостатки: случаи членовредительства. Разъяснительная работа среди бойцов не дала результата. И когда солдат намеренно прострелил себе ступню и признал себя виновным, пришлось его судить, и суд приговорил его к расстрелу. Пожертвовав одним малодушным воином, мы предотвратили последующие случаи членовредительства.

И другой неприятный случай. Рота проводила разведку боем. И вдруг один из бойцов стал упорно двигаться в сторону немецких траншей. Вот он уже рядом с колючей проволокой, немцы кричат ему, машут, чтобы он скорее полз к ним. Начальнику артиллерийского полка было приказано поставить отсечный огонь перед нарушителем. Он понял и повернул назад, полез к нам. Вот он уже в наших траншеях. Спрашиваем его, почему он полез к немцам. Он отвечает – хотел уйти к ним… Ясное дело – перед нами был предатель и изменник. Его судили сами его товарищи, все единогласно потребовали его расстрел…

Наш политсостав, рядовые коммунисты развернули разъяснительную работу с лозунгом: плен – измена Родине, за членовредительство – Военный трибунал. В полку навели порядок, и больше подобных случаев у нас не было.

 

Всё переживание впереди

Из глубины обороны Тюй-Тюбе и особенно Каранки противник методично вёл артиллерийский и миномётный обстрел по нашей территории.

Ночью также систематически огневыми налётами обстреливался наплавной мост, который шёл через Русский остров, а днём его бомбили «юнкерсы» с воздуха. По мосту в ночное время непрерывным потоком шли войска и техника. Причём армейские сапёры по пояс в ледяной солёной сивашской воде восстанавливали разрушенные пролёты моста под обстрелом.

 

Все понимали, мост – главная артерия 51-й армии. Эта армия сосредотачивалась с начала марта 1944 г. на захваченном плацдарме в Крыму, через Сиваш армия должна была нанести главный удар 4-го Украинского фронта. Прорыв был назначен на 18 марта 1944 г., срок перенесли из-за шторма на 28 марта. Но и этот срок был сорван…

В ночь на 28 марта 1944 г. поднялся сильный снежный буран. Бушевал двое суток. Выпало снегу 1,5 метра, в лощинах более 2-х метров. Траншеи, хода сообщения, опорные пункты пушек, миномётов, командные пункты – всё завалило глубоким снегом. Наступила мёртвая тишина с обеих сторон, ни единого выстрела. У них и у нас люди поодиночке и группами бродили, топтались во весь рост. Всю ночь и день 28 марта снег шёл огромными хлопьями, слегка сыроватый, тут же ложился плотно утрамбованным. Из-за густого снегопада видимости порой не было на 20-30 метров, всё скрывалось. Входы в блиндажи мгновенно заваливались снегом так, что невозможно было их открыть. Тогда мы подняли в полку тревогу, объявили готовность №1.

Двое суток люди бились со стихией, а снег всё валил и валил стеной, как будто пришёл конец всему. На второй день с утра подул ветер, закружился снежный буран. К вечеру 29 марта всё стихло, затем подул тёплый ветер, снег быстро стал таять. Засветило тёплое южное солнце.

 

В эти тяжёлые, трудные двое суток личный состав полка от рядового до офицера бился за своё существование. Траншеи сверху накрывали плащ-палатками, под которыми скрывались бойцы. Бились за то, чтобы человек не замёрз, не оставался наедине, а был в группе. В засыпанных снегом траншеях прорывали галереи.

Огромную помощь нашему и 997-му полкам оказывал наш милый, любимый доктор майор м/с Иван Андреевич Старостин со своей сан. Ротой, в которой были только девушки.

Увидев безвыходное состояние в полку, мы с майором И.А. Старостиным решили установить две большие санитарные палатки прямо на открытой местности у берега Сиваша. Девушки санитарной роты использовали в них железные печки-буржуйки, по моему приказанию разбивали ящики из-под боеприпасов и топили ими печки. Грели из снега воду, давали бойцам по кружке кипятку.

 

 

Всех ослабевших людей из батальонов направили в эти палатки, там ребятам оказывали необходимую медицинскую помощь, обогревали и направляли их обратно в батальоны. Эти две палатки и самоотверженный труд девушек-санитарок спасли многим жизни не только из нашего 995 сп, но и из 997-го. В результате замёрзших в полку не было, обмороженных – семь человек.

Если бы у нас была свежая рота, поставленная на лыжи, можно было бы разделаться с обороной противника на полуострове Тюй-Тюбе. Некоторые воины 99-го СП побывали в эти дни в обороне у немцев. Один офицер с рядовым прошёл у домиков, где были немцы, пронизали траншеи, завязали перестрелку, оба вернулись, офицер был легко ранен в руку.

 

 

Активная оборона

Ещё 8 ноября 191 г. после парада в г. Куйбышеве, перед отправкой на фронт под Москву 239-й сд, на митинге я слышал выступления маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова и Председателя Президиума Верховного Совета ССР М.И. Калинина, который сказал: «Земля наша советская – основной помощник в бою». Обращаясь к Ворошилову, он сказал: «Научи будущих героев, как воевать, пусть они не ленятся, обязательно зарываются в землю».

К.Е. Ворошилов начал издалека. Шахтёр опускается на 1-2 км под землю, обушком рубит, а получается в шахте огромное инженерное сооружение. Он требовал от нас, чтобы мы отказывались в обороне от одиночных окопов, переходя на взводные, ротные районы-траншеи полного профиля с развитыми ходами сообщения. В нынешней войне при большой плотности огня всё, не укрытое в земле, погибало.

Вот почему М.И. Калинин и К.Е. Ворошилов убеждали, учили нас, тогда ещё не обстрелянных, рвущихся в бой.

 

 

Земля, Земля родная, оправдывала затраченный труд. И сколько мы её перерыли на своём пути…

Несмотря на тяжёлое положение в полку, мы общими усилиями всего личного состава полка в ноябре 1943 г. уже имели первую позицию, состоящую из трёх траншей полного профиля. В декабре основное усилие приложили к сооружению ходов сообщения, командных наблюдательных пунктов батальонов и рот, построили блиндажи, укрыли полковую артиллерию. Перед первой траншеей заминировали подходы, а в глубине обороны на опасных направлениях установили ФОНИ – фугасные огнемёты.

 

В декабре нам прислали 853-й артполк, стало веселее на душе. По нашей инициативе командир дивизии принял наше предложение на сближение с противником. За три ночи мы соорудили траншею для броска в атаке на 150-200 метров от его переднего края, а позже построили два хода сообщения к этой траншее.

В середине марта к нам справа присоединился 997-й СП (командир подполковник П.Л.Рогалёв), а 993-й СП (командир подполковник И.Т.Кваша) составил второй эшелон обороны накануне наступления.

 

В январе 1944 г. нас, всех командиров частей, вызвали в штаб корпуса и вручили нам знамёна наших полков. Знамя 995-го сп получал я. Стоя на одном колене, первый его поцеловал и дал клятву верности служить Партии, Правительству и нашей Великой Родине.

Когда знаменосцы принесли знамя в полк, все старшие офицеры дали клятву у знамени. В последующие дни знамя пронесли по всем траншеям, где находились роты и взводы. Стало правилом – все новые поступающие в полк давали клятву и знамени. Организовали это замполит майор Николай Семёнович Опарин, командиры рот и батальонов.

 

Активная оборона состояла не только из объёмных инженерных сооружений, она имела ряд других преимуществ воздействия на противника. Главная цель активной обороны – наносить противнику каждые сутки потери в живой силе и технике, держать его всё время в напряжении. Для этого мы организовали работу снайперов, в ночное время держали под огнём вражеские позиции желательно с помощью кочующих отдельных орудий и миномётов.

Командующий 51-й армией генерал-лейтенант Я.Г. Крейзер производил несколько раз небольшие артиллерийские демонстрации «наступления». Немцы не выдерживали, открывали огонь, тем самым выявляя огневые позиции своего автоматического оружия и батарей.

Все выявленные нами огневые возможности немцев фиксировались нашими наблюдателями. Этот метод ведения боя активизировал наши войска, находящиеся в обороне.

 

 

Наши герои в период активной обороны

Столько произошло событий, историй с ноября по март 1943-1944 годов, всего не перечтёшь. Я приведу отдельные случаи, освещённые в газетах – центральных, армейских и дивизионных – или те, которые врезались в мою память на всю жизнь.

Первый пример касается безымянного героя, рядового сапёра Петра Васильевича. К сожалению, фамилии его не помню. Но это не даёт мне право не отдать должное его героизму. Он много раз выручал нас, снимая мины, когда мы организовывали разведку, или перед наступлением, делая минные проходы. Этот герой, рядовой солдат имел четыре ордена – Красного Знамени, Красной Звезды и двух орденов боевой Солдатской Славы. Он был скромным, миролюбивым человеком. Отец троих детей, этот бесстрашный человек действовал в одиночку, не любил шума, один в непогоду, тёмной ночью, полз к передовой немцев, снимал мины, резал проволоку, обозначал проход и возвращался во взвод. Такое мужество, такую стойкость, такую волю к победе не каждый воин имел. Погиб этот герой под Сахарной Головкой у Севастополя.

Второй пример касается истории с «языком». Чтобы наступать, надо знать – кто стоит перед нами и каковы его намерения. Поэтому мы тщательно готовили взвод разведчиков, подбирали в него добровольцев – молодых, отчаянных людей. Мы учили их, посылали в разведку, но нередко они возвращались пустыми, без «языка». Более того, в конце января разведвзвод вступил в бой, в результате они вернулись с двумя нашими убитыми и семью ранеными, причём был убит командир взвода.

Разбирая эту операцию, я взгрустнул до глубины души и до боли в сердце: несём потери, а «языка» нет. Высшие штабы требовали: нужен «язык» во что бы то ни стало с полуострова Тюй-Тюбе. Ходили дивизионные разведчики – история повторялась, принесли убитых и раненых.

В полку было 70-80 девушек, они несли боевую службу телефонистками, радистками, поварами, санитарками, фельдшерами и врачами.

 

И вот однажды в полк прислали пять медсестёр, одна из них набралась храбрости, просила меня, чтобы я её направил разведчицей в разведвзвод. Это была высокая, интересная девушка атлетического сложения в хорошей спортивной форме. Я спрашиваю её, умеет ли она стрелять из немецкого оружия. Таня Рыбалкина – так звали девушку – мотает головой, говорит, не умеет. Я ей толкую, чего же ты лезешь в такое мужское дело. В общем, не разрешил.

Тогда она написала на меня жалобу в политотдел дивизии полковнику Д.Я.Артюхину, что я, видите ли, зажимаю возможности её таланта.

 

Оправдываясь перед Д.Я.Артюхиным, говорю – куда в такое дело лезет необученное дитя. Разведка, взятие «языка» – это не танцплощадка при свете.

В общем, мне тогда за эту дивчину попало. А в разведвзвод её зачислить пришлось. С приходом Тани Рыбалкиной к разведчикам ребята нахохлились, бреются, чистят сапоги, где только всё достали. Таня становится царевной во взводе. Как известно, на войне долго не учат. Через три дня приняли зачёт, Таня свободно овладела нашим и немецким оружием, стреляла из него отлично.

После обучения мы ей разрешили участвовать в разведке. Наконец наступил такой день, холодный, дождливый с ветром. Взвод вышел ночью в разведку. Вот попробуют взять «языка», когда всё нейтральное пространство беспрерывно простреливается противником трассирующими пулями. Кроме того, немцы постоянно освещают все подходы к своим траншеям ракетами или парашютными ракетами, которые светят 10-15 минут. Тогда становится светло как днём, как на ладошке фрица.

Вначале разведчики обязаны произвести разграждения, снять мины и перерезать в проволоке проходы. Причём немцы ставили мины прямо перед бруствером огневой позиции и на самом бруствере, навешивали пустые консервные банки на проволоку, чтобы услышать шум.

 

После группы разграждения действовала групп захвата, рывком, дерзко, применяя ножи, автоматы и гранаты. Все эти группы прикрывала третья группа – своим огнём предоставляла возможность действовать группе захвата. Вот в таких условиях разведчики должны были взять «языка».

Уже скоро рассвет, у проволоки копошатся фигурки, волнуемся, в горле сухо, всё горит, сам бы лучше, быстрее сделал. Тягостные, томительные минуты, секунды… И вдруг взрывы противотанковых гранат, бух, бух, усилилась автоматная трескотня, заговорили фланговые пулемёты. Начальник артиллерии полка капитан Иванов открыл отсечный огонь, причём били прямой наводкой, заставляют замолчать немецкие фланговые пулемёты.

 

Обратно разведчики уже не ползут, а бегут, отстреливаясь, и что-то тащат. Принесли огромного рыжего фрица с кляпом во рту. Рядовой пулемётчик, немец охотно болтает. Допрос подходит к концу, командир дивизии торопит, давай «языка» в дивизию, в армию. Предупреждает, чтобы берегли его от случайного немецкого обстрела во время дороги.

Пленный осмелел, спрашивает меня, кто его так ловко схватил, мигом рот заткнул и потащил его быстро, без задержек, и только у нас он пришёл в себя. Лопочет, оправдывается, бурно доказывает, как перед своим начальством, толкует, не спал, бдительно стоял у пулемёта, держался за гашетку пулемёта.

Тогда я тоже спохватился, спрашиваю командира взвода, кто так мастерски сработал? В блиндаж зашла старшина м/с Таня Рыбалкина, фриц ещё не понял всего, но тут Таня стянула капюшон маскхалата, у неё длинные до плеч волосы. Немец выпучил глаза, шатаясь, упал…

 

Этот случай был описан в центральной газете и журнале «Молодая гвардия». Таня Рыбалкина ушла из полка кавалером орденов Красного Знамени и Солдатской Славы. Была представлена к ордену Ленина после ранения под Сахарной Головкой при взятии Севастополя.

Третий пример о поварихе Нине, маленькой, слабенькой, вечно занятой своей нехитрой стряпнёй при скудных продуктах. Как-то утром, в марте месяце, на рассвете Нина подъехала со стариком ездовым с кухней к артезианскому колодцу с солёной водой. Нина решила вымыть кухонные котлы. Ездовой старичок 56 лет подал Нине с трудом несколько вёдер солёной воды, сам закурил скруточку, прилёг рядом недалеко от лошадки и дремал сладко после беспокойной ночи, так как Нина постоянно заставляла его помогать ей.

Приготовленную пищу они подвозили два раза в сутки. Как стемнеет, привозили обед, а перед рассветом – завтрак. Кухню ставили в укромное место, Нина раздавала пищу в бачки, один из бойцов брал на спину бачок с питанием, второй – хлеб, и они уходили по ходам сообщения в траншеи к своим ротам.

 

Это утро было пасмурное, сырое, типично сивашское, стоял густой туман, на расстоянии 10-15 метров человек уже не был виден. Вот за таким занятием, когда Нина, нагнувшись, мыла котёл, а старичок возничий сладко спал, держа в руках вожжи, а не винтовку, да и её он оставил в тылу, их застали немцы. Подошли три гитлеровца, что-то стали по-своему лопотать. Эта маленька девушка, не дав опомниться фрицам, схватила свою заряженную винтовку, скомандовала: «Хальт» Хенде хох!» (Стой! Руки вверх!) И три огромных фрица подняли руки вверх. Ездовой ошеломлённо бегал вокруг немцев. Нина приказала ему отобрать у них оружие, два автомата и пистолет. И даже имея в руках вражеское оружие, дед продолжал орать: «Немцы! Немцы!»

К счастью Нины и ездового рядом располагался взвод разведчиков на дневном отдыхе. Услышав призыв о помощи, дедов шум, разведчики задержали заблудившихся в тумане троих немцев.

Товарищи генералы, офицеры, сержанты и рядовые сивашцы, давайте вспомним добрым именем эту маленькую, слабенькую героиню. Благодаря ей попал в плен лейтенант-инженер с картой обороны в масштабах дивизии, которая стояла против нас, обороняла Каранки и Тюй-Тюбе.

При немецком инженере были двое солдат охраны, но это ему не помогло. Когда мы доложили командиру дивизии полковнику Волосатых, он сомневался, пока ему не доставили на КП дивизии трёх немцев с такими важными показаниями по обороне противника.

 

Нина получила орден Красного Знамени и больше в наш полк поварихой не вернулась. Ездовой за то, что так сильно шумел, не убежал, а разоружал фрицев, мною был представлен к медали «За отвагу!», и награждён Верховным Советом СССР.

Два бойца ночью находились в траншее с ручным пулемётом. Немецкая разведка ворвалась в траншею, и завязалась короткая неравная борьба. В перестрелке старший поста был убит, второй был ранен. Немцы схватили его и потащили к себе.Четвёртый пример.

 

Из-за этого шума началась перестрелка с обеих сторон, сначала с помощью стрелкового оружия, а потом заговорили артиллерия и миномёты. В то время, когда немцы тащили нашего раненого бойца, на нейтральной полосе убило одного из немцев. Тогда, собрав последние силы, наш обезоруженный, обессилевший боец напал на врага. Они остались один на один, другие, боясь огня, устремились к вражеским траншеям. Наш боей и немец после короткой схватки разбежались в разные стороны. Этот герой был из 2-го стрелкового батальона И.Бурова.

Тогда немцы оставили убитыми семь человек перед нашими траншеями.

 

Пятый пример. Немецкие самолёты «юнкерсы» бомбили каждый день нашу переправу, мост, что проходил через остров Русский недалеко от нашей обороны. Этой бомбёжкой разрушали целые пролёты понтонного моста, методично, по выбору, в одно и то же время. Армейские сапёры восстанавливали мост, и ночью мост работал, пропуская людей и технику.

И вот в очередной раз группы в два, три эшелона, каждая по 3-5 самолётов с высоты 2-3 км со свистом идут в пике, прицельно бросают бомбы. Поднимаются огромные столбы сивашской грязи и ила. Выходят из пике и летят над нашей обороной полуострова Тюй-Тюбе на высоте 100-150 метров.

 

Так продолжалось около недели. Вот тогда на другой день утром над обрывом берега Сиваша мы установили две 52-миллиметровые пушки, три станковых пулемёта максим, тщательно проинструктировали бойцов, как вести огонь в тот момент, когда, как правило, 17-18 самолётов один за другим выходили из пике.

В этот день немецкие лётчики точно повторили свою тактику. Командир группы командует – по самолётам огонь! Как в кино загорается один Ю-88 в момент выхода из пике. Тянется большой хвост дыма, и самолёт плюхается в Сиваш.

 

Наши хлопцы приподняли головы, каждый расчёт доказывал, что именно он сбил самолёт. Пришлось успокаивать, необходимо было разобраться и указать на их торопливость, волнение. Ведь они могли сбить не один самолёт при таких условиях.

На следующий день немецкие лётчики ещё не поняли, кто их сбил вчера, и повторяют ту же попытку. Установленные наши расчёты стали действовать более смело, выдержанно и принесли радость всему полку. Все видели, как падает в Сиваш один «юнкерс», как второй с выключенным мотором над нашими головами тянет в сторону Тюй-Тюбе и падает у их траншеи. Лётчик выскочил из самолёта, побежал к траншее. Началась дуэль, и наша артиллерия добила этот самолёт, он долго стоял у их траншеи разбитый.

На третий день мы отвадили лётчиков бомбить прицельно, они стали сбрасывать бомбы с больших высот. Ещё через несколько дней подошла наша зенитная часть, которая удачно действовала, они сбили ещё несколько самолётов, которые падали в Сиваш. Чтобы наказать нас затри сбитых самолёта, они бомбили нас шариковыми бомбами с большой высоты, из-за чего наносили большой урон.

 

Прорыв обороны на Сиваше

8 апреля 1944 года наступил такой счастливый день, когда 263 сд приступила к заветной мечте разгромить противника на полуострове Тюй-Тюбе после пяти месяцев обороны.

К этому дню прорыва по-прежнему перед нами в первом эшелоне обороны был румынский полк, во втором эшелоне – усиленный пехотный батальон немцев. Из глубины обороны они поддерживались артиллерией и миномётами. По берегу Сиваша в направлении Чонгарского моста позиции занимали подразделения румын, Сиваш ночью освещался прожекторами.

 

263 сд сосредоточилась к прорыву на полуострове Тюй-Тюбе, имея боевой порядок в два эшелона. В первом справа наступает 997 сп, слева – 995 сп со штрафной ротой. Во втором эшелоне – 993 сп без одного батальона. Усиленный 1-й стрелковый батальон 993 сп наступал, используя лодки А-3, в тыл румынскому полку. Эту операцию возглавлял зам. Командира 263 сд полковник Шаныгин.

В этот момент в Крыму было два оперативных направления: Перекопско-Ишуньское и Сивашско-Джанкойское, разделённое водным пространством Сиваша, его залива и озёр на 20-25 км. Командующий 4-м Украинским фронтом решил: 2-я Гвардейская армия генерала Г.Ф. Захарова прорывает оборону противника на Перекопско-Ишуньском направлении, ударами из Кула и Армянска, взаимодействуя с 51-й армией в районе Ишунь, уничтожает Перекопскую группировку. 51-я армия генерала Я.Г. Крейзера наносит главный удар на Тархан и вспомогательными соединениями на Томашевку и Пасурман 1-й.

 

В направлении Джанкой-Симферополь для развития успеха с Сивашского плацдарма вводится 19-й танковый корпус генерала Васильева.

8 апреля 1944 г. нам посчастливилось: стояла прекрасная погода, светило тёплое, ласковое крымское солнце. Даже успела подрасти, подняться молодая зелёная трава. У личного состава полка было приподнятое праздничное настроение, дурманящий весенний воздух вдвойне усиливал бодрость, люди шутили, смеялись, ходили в летней форме, сняли просаленные шинели, скатали их в скатки.

 

Но каждый из участников, идущих в бой, понимал, что его ждёт смерть или победа, и готовил себя к победе.

Местность со стороны противника была крайне неудобна для наступательных действий. Справа перед 997 сп – Безымянная высота, её скалы обрывались в Сиваш. Эта высота была оборудована опорными пунктами с наличием дотов и траншей с дзотами.

Слева перед 995 сп поднимались скалы Безымянной высоты Тюй-Тюбе, простирались воды Сиваша шириной 500-600 метров. За ними далеко вперёд выдавался в Сиваш выступ, который мы прозвали Утиный Нос.

 

Ключевой позицией являлся Тюй-Тюбе с его первой позицией и полуостровом Утиный Нос. Вторая позиция была оборудована как Узел сопротивления. Причём местность на флангах двух полков представляла собой низкую лощину, которая резко возвышалась перед Узлом сопротивления.
Чтобы наступать, 1-му стрелковому батальону 993 сп нужно было днём форсировать Сиваш шириной до 3 км. Подобная задача стояла перед 1-м батальоном 995 сп – наступать через залив Сиваш шириной до 500 метров на Утиный Нос. Штрафная рота (250 человек) наступала на Тюй-Тюбе со 2-м стрелковым батальоном 995 сп.

Дивизии предстояло наступать в дефиле на узком участке фронта шириной 1,5-1,7 км, слева и справа от него – воды Сиваша.

По решению командира дивизии 995 сп должен был наносить главный удар во взаимодействии с 997 сп (командир подполковник П.Л. Рогулёв).

 

 

Атака переднего края

8 апреля 1944 года 2 часа 30 минут бушевал огонь наших батарей, ломая укреплённую оборону противника – 132 орудия и миномёта на 1 км фронта разрушали первую и вторую позиции. Авиация наносила удары по огневым позициям артиллерии и штабам. Сплошной гул, взрывы снарядов, высоко поднятая земля не успевает садиться, как с новой силой взлетает с комьями и пылью.

При такой молотьбе, как пудовыми молотами, всё стонало – вся изрытая воронками перепаханная чёрная крымская земля. Во время артподготовки два раза переносили огонь в глубину обороны противника, один раз небольшими группами, устраивали демонстрацию нашей атаки. Уцелевшие вражеские огневые точки иногда оживали, и тогда с новой силой обрушивалась на них наша артиллерия. Казалось, всё живое уничтожено.

 

В 10 часов 30 минут по всему фронту началась атака. Дружной стеной роты, батальоны двинулись в атаку по всему полуострову Тюй-Тюбе, справа 997 сп, слева 995 сп, сливаясь в грозное УРА!! Сопровождавшие наступление пушки люди катили на руках, стреляли, поддерживали наступление пехоты.

Это был дружный, сильнейший бросок, не отрываясь более чем на 200 метров от огневого рубежа. Пехота решительно атаковала. Вот местами ворвались в первую, во вторую траншею, начались короткие схватки. Но что это такое? Огромные языки огнемёта, горящей жидкости останавливают движение, сначала штрафную роту, затем батальоны 995 сп, наступавших на Утиный Нос. Люди падают в грязь, лежат без движения, другие копошатся, возятся в сивашской грязи…

 

Ротные цепи поредели, у бойцов вязнут ноги по колено в сивашском иле, но они продолжают стрелять на ходу и упорно продвигаются вперёд к Утиному Носу.

Наступавший 993 сп был обстрелян сильнейшим огнём неприятеля, не выдержал своего направления и тоже стал наступать в сторону Утиного Носа. Враг встречает их сильным огнём, люди падают – одни прямо в лодки А-3, другие падают в воду по пояс, стреляют, с потерями медленно двигаются к полуострову Утиный Нос.

 

Чтобы облегчить судьбу этих двух батальонов, мы «навалились» всей артиллерией по Утиному Носу. Через 20 минут оборонявшиеся подняли белый флаг. В этот момент из штаба дивизии мне напоминают о прекращении огня от имени командира дивизии. Я возразил, что сдаются только в одном месте, а в других мы несём большие потери. Тут же приказываю перенести огонь в глубину Утиного Носа.

Оба наших батальона зацепились за Утиный Нос. Появились первые пленные – около 150 румын. Переносим огонь в направлении главного удара полка – по третьей траншее и Тюй-Тюбе. 2-й стрелковый батальон 995 сп (командир капитан Буров) вместе со штрафной ротой с новой силой атакуют третью траншею. Овладев Тюй-Тюбе, 2-й стрелковый батальон остановлен огнём противника с Безымянной высоты и Узла сопротивления, которые оборонялись немцами.

 

Штрафная рота углубилась на 800 метров вражеской обороны. В этот момент мы все видели, как четверо бойцов поднялись во весь рост и пошли в атаку строевым шагом. Один из них с ручным пулемётом расстреливал в упор врага в траншеях, прошёл несколько метров. За этими героями поднялись в атаку 2-й стрелковый батальон и штрафная рота.

Командир дивизии приказал найти этих героев, представить к награде. Так красиво и мужественно мало кто умирал…

 

К концу дня оба батальона имели огромный успех. Они овладели первой позицией Утиного Носа – тремя траншеями, уничтожили и пленили около батальона румын, углубились до трёх км в оборону противника, не имея огневой поддержки.

997 сп (командир подполковник П.Л. Рогалёв) углубился до 800 метров в оборону противника, вышел на рубеж атаки перед Узлом сопротивления немцев. Правый фланг этого полка, овладев двумя траншеями, был остановлен вражеским огнём из дота и укрепления в Каранки.

 

Наступила короткая весенняя ночь. Бой с новой силой разгорался по всему полуострову Тюй-Тюбе.

Вывод: 263 сд, овладев первой позицией обороны, разгромила до полка румын, захватила около 800 пленных, разной боевой техники. Правый фланг дивизии продвинулся на 2-3 км. Левый фланг, овладев Тюй-Тюбе, продвинулся на 4 км, а 1-й стрелковый батальон 993 сп – до 5 км. Дивизия ведёт бой за вторую позицию, оборонявшуюся усиленным пехотным батальоном немцев.

Противник в ночь на 9 апреля 1944 г. нервничал, вёл себя беспокойно, беспрерывно расстреливал, освещал передний край нашей обороны.

 

В эту ночь мы провели огромную организационную работу в ротах, батальонах по уточнению боевых задач, взаимодействию артиллерии с войсками во время атаки и преследования противника шло пополнение боеприпасами, горячим питанием, благо трофейных продуктов были даже излишки. Надо было также эвакуировать раненых, отправить пленных на сборные пункты.

 

Атака второй позиции противника

С наступлением рассвета, когда ещё не всходило солнце, 9 апреля 1944 г. с новой мощной силой наша артиллерия нанесла удар по Узлу сопротивления на Безымянной высоте, что в дух км от Тюй-Тюбе. Комбинированной атакой при взаимодействии двух полков – 995 и 997 – без особого усилия овладели Узлом сопротивления. Противник оставил убитых и раненых, в беспорядке бежал толпами в направлении Пасурман 1-й, большую часть по просёлочной дороге, идущей вдоль берега Сиваша.

К 10 часам утра в районе Пасурман 1-й и севернее его в 3-х км имеются высоты, и бежавшие заняли подготовленную позицию из трёх траншей с низкой проволокой. Наше продвижение было остановлено вражеским огнём.

В этот момент был введён в бой 993 сп (командир подполковник И.Т. Кваша). Этот полк наступал в стыке 997 и 995 полков, имел успех продвижения на Пасурман-1.

 

В то же время противник силой до двух рот, подброшенных из резерва, контратаковал правый фланг 995 сп. Решающую задачу блестяще выполняет батарея ПТБ-52 мм капитана Шпака. Батарея, её расчёты в упор расстреливает наступающие цепи, вводится 3-й стрелковый батальон (командир капитан Кривуля). Его бойцы дружной атакой заставляют бежать свежие силы немцев. Подошедшие вдоль берега Сиваша 1-й батальон 995 сп со штрафной ротой, из-за левого фланга 2-й батальон этого же полка атакуют занятые траншеи и обращают в бегство всех, кто оборонялся, и всех, кто контратаковал.

Дивизия продолжает с боями осваивать узкое дефиле и наступает двумя полками: 997-м и 993-м в направлении Пасурман-1, Пасурман-2. Вместе с 267 сд они пытаются уничтожить Каранкскую группировку и выйти на простор района Томашевка – Джанкой. 995 сп со штрафной ротой действует самостоятельно, преследует отходящие подразделения, уничтожает обороняющихся у берега Сиваша, чтобы к исходу дня выйти к железной дороге у станции Солёное озеро.

 

Выход 263 сд на оперативный простор

9 и 10 апреля 1944 г. в районе Пасурман-1 и южнее его 997 сп и 993 сп ведут упорные бои с частями противника за выход из дефиле в направлении Джанкой.

10 апреля с утра двумя полками решительными ударами мы прорвали третий рубеж обороны противника и вышли из дефиле на Джанкойский простор, чем способствовали продвижению 63-го стрелкового корпуса генерала П.К. Кошевого на Томашевку и Пасурман-2. В этом районе боёв мы получили от вновь назначенного командира дивизии генерал-майора А.М. Пыхтина первое распоряжение. На следующий день мы все радовались, узнав, что его предшественник полковник П.М. Волосатых получил звание генерала и Героя Советского Союза. Мы больше всего радовались успехам нашей 51-й армии, родная Москва давала салют в честь нашей армии.

 

Совинформбюро сообщило о тяжёлых кровопролитных боях за освобождение Сиваша. Это наша 263-я дивизия, получившая название «Сивашской», решила сложную, большую задачу. Рядовые, сержанты проявили мужество и героизм. Офицерский состав мастерски организовал прорыв обороны противника.

 

Бои на железнодорожной станции Солёное озеро

Самое опасное, это когда у малых и больших командиров бывают грубейшие, непоправимые ошибки в тот момент, когда командир, увлёкшись успехом, сам сливается с общим подъёмом, не управляет частью, подразделением, становится рядовым исполнителем. Командир обязан постоянно влиять на исход боя, иначе такой просчёт часто приводит к потерям личного состава и самого командира.

9 и 10 апреля 995 сп успешно продвигался вдоль берега Сиваша в направлении железнодорожной станции Солёное озеро. На своём пути полк уничтожал небольшие гарнизоны оборонявшихся румын, батальонам приходилось терять темп е, полку грозило невыполнение задачи дня на 9 апреля. Некоторые гарнизоны сдавались без боя в плен. Нам наскучило их собирать, разоружать, терять из-за этого темп наступления.

 

Пленных заставляли строиться в колонны, разоружаться, назначали из низших чинов начальника колонны, давали пропуска, куда следовать. Вдоль всего этого берега Сиваша оставлено пленными большое количество оружия, боеприпасов и прожекторов. Вскоре наше продвижение было задержано пехотным батальоном немцев.

Немецкий пехотный батальон за ночь успел отрыть неглубокие окопы, чтобы скрываться в них лёжа. Коротким 15-минутным налётом всеми средствами артиллерии, миномётами и особенно станковыми пулемётами мы нанесли удар по наспех оборудованной обороне немцев.

 

Противник не выдержал натиска, стал поспешно отходить, вернее, бежать, сбрасывая на ходу с себя шинели, кителя, ранцы. Такое соревнование в беге продолжалось с обеих сторон около 3 км. Постепенно мы стали отставать, уставшие люди выдохлись.

Улучив момент, командир немецкого батальона организует огневые рубежи. На время нас задерживают. Снова организуем атаку с огневым налётом. Таких атак было около пяти. Порой сходились так близко, стоял невероятный шум с обеих сторон. Но как только дело доходило до рукопашной, фрицы не выдерживали, бежали как ошалелые. Тут бы надо было дать огоньку, но у нас боеприпасы на пределе, начальник артиллерии полка разводил руками, отказывал мне в огневых налётах.

 

Чтобы не выпустить такую массу фашистов, мы посадили на «студебеккеры» и пушки 1-го артидивизиона наших бойцов и направили их с задачей зайти своим правым флангом противнику в тыл.

Немцы не выдержали, бросились бежать, они уже редко отстреливались, направляясь в населённый пункт. Не раздумывая, садимся на коней. Со мной были адъютант старшина Иван Бунин и ездовой сержант Степан Дураков.

 

По пути берём парную повозку, ставим на неё станковый пулемёт Максим и, как в Гражданскую, несёмся, чтобы упредить немцев, не дать им засесть в населённом пункте. Навстречу нам с окраины этого населённого пункта вышло 5-7 человек благодарных стариков патриотов, с красным флагом. Размахивая этим флагом, они радостно приветствовали нас.

Но радость была омрачена. Мы едва успели сказать старикам, чтобы они спрятались за кирпичный дом: к нам бежала огромная масса немцев, стреляя на ходу. Вот остаётся 200-100 метров… Пулемётчики развернули повозку у первого дома, дали очереди, передние стали падать. Но вдруг пулемёт замолчал из-за технической неполадки, редким огнём отстреливаемся. Огромная толпа немцев остановилась, выбросили белый флаг, подняли руки.

И вдруг, в чём дело, раздались выстрелы: ранены оба наши пулемётчика, но падают и среди немцев. У немцев в толпе гул, продолжают падать, двигаясь на нас. К нашему счастью, к нам подошёл 2-й стрелковый батальон, затем 1-й батальон, всю эту массу пленили.

Построили пленных в две шеренги. Один солдат в возрасте объяснил, что он немного разговаривает по-русски, язык знает ещё с ой войны. Как он заявил, он бывший рабочий. Вот и сделали его старшим. Сначала мы все думали, что стреляли фанатики фашисты, чтобы остановить сдачу в плен. Мы приказали всем немцам встать на колени. Поднялся невообразимый дикий вой, немцы плакали, умоляли нс о чём-то. Переводчик-солдат сказал – они думают, что сейчас их будут расстреливать. Тогда мы ему предложили, пусть они сами укажут лиц, которые стреляли до последнего.

Восемьсот немцев, стоящих на коленях, вытолкали вперёд четырёх человек в новенькой немецкой форме, двое из них – обер-ефрейторы. К нашему удивлению, все четверо оказались крымскими татарами. Они были отправлены по назначению.

 

Обеспечив охрану, собрали раненых, приказали пленным вернуться на то место, где они бросали обмундирование, и собрать его – китель и шинель всегда солдату нужны, не оставаться же им в одной нижней рубашке.

Всё это случилось к 11 часам 10 апреля. К этому же времени наш 3-й сб, который был посажен на машины 1-го артиллерийского дивизиона, перерезал железную дорогу, грейдерное шоссе. По нему двигался огромный обоз, идущий в Джанкой. В тот момент мы не могли его захватить, были заняты пленными, но потом наши бойцы остановили обоз, не дали ему уйти на Джанкой. Там было много автомашин, подвод, причём лошади и другие животные разбежались далеко по полю. Пришлось собирать прислугу, водителей, чтобы справиться с ситуацией.

 

В обозе и автомашинах оказалось продовольствие, боеприпасы, награбленное немцами у населения Крыма имущество. Из продовольствия были мука, крупа, целые туши мяса, консервы мясные, фруктовые, сыр, колбаса, крымские вина.

В этот же день, 10 апреля произошло радостное событие: наш 995 сп, наступая в сторону Чонгарского ж.д. моста, встретился с воинами Укрепрайона около ж.д. станции Солёное озеро. Встреча была радостная, волнующая. Она окрылила нас, создала уверенность в том, что в любой момент Укрепрайон, обладая большой силой огня, может стать непробиваемым щитом.

С наступлением темноты по приказу командира дивизии полк был остановлен, готовясь уничтожать разрозненные отступающие группы противника.

 

 

 

Вывод

К исходу дня 10 апреля 1944 года 263 сд прорвала все три рубежа обороны противника, оказав существенную помощь соседним дивизиям. Преодолев межозёрное дефиле, тактическую оборону, дивизия вышла на оперативный простор.

На рассвете 11 апреля с рубежа южнее Томашевки в прорыв были введены 19-й танковый корпус и резервная дивизия. К полудню овладели Джанкоем, создав угрозу Ишуньским позициям, и открыли путь на Симферополь.

 

Газеты писали о том, что 2-я гвардейская, 51-я и Приморская армии нанесли существенный удар по противнику, немецкие соединения потеряли убитыми и пленными от 40 до 70% своего состава, румынские – почти совсем потеряли свою боеспособность.

Командующий 17-й армией Э.Йенике был снят А.Гитлером, вновь назначенному генералу пехоты К.Альмендингеру он приказал удерживать Крым, и в частности Севастополь, любой ценой.

 

По результатам последних боёв 120 бойцов из штрафной роты были переданы в полк, учитывая их мужество и героизм. Они сражались на самых опасных участках боя, проявляли смелость, дерзость во время атак. Со всех них была снята судимость, разжалованных офицеров восстановили в званиях. Многие из них получили правительственные награды.

Был такой случай. Однажды нам сказали, что в освобождённой деревне у населения прячется румын. Мы тут же приказали привести этого вояку. Румын говорит, горячится, машет руками. Мы его не понимаем, а он нам. Тогда дошло до нас – приказали привести того, кто прятал румына. Приходит молоденькая симпатичная девушка, спрашиваем – почему спрятала. Она бледнеет и краснеет, говорит, что она его прятала уже целую неделю.

 

Вот тогда мы задумались – какой же враг этот румын? Девушку отпустили, а румын оказался хорошим механиком, прекрасно водил и ремонтировал автомашины. Миша – так звали мы румына – служил верой и правдой, с боями дошёл до Севастополя, он водил семитонную немецкую машину. Тылы дивизии, полка отставал, и Миша день и ночь подвозил к передовой боеприпасы, а обратным рейсом брал раненых. Однажды он оказал нам большую услугу. Предложил свой план. Мы с большим риском согласились.

Он взял немецкий мотоцикл, мы переодели двух ручных пулемётчиков в немецкую форму и пустили их в разведку. Из одного населённого пункта они привели взвод немцев – 23 человека с оружием. Наперебой рассказывали, Мишка себе, пулемётчики себе. Мишка немцев уговорил перейти к нам. Но потом нам пришлось расстаться с ним. Под Севастополем пришёл приказ, и румына мы отправили согласно приказу.

Был ещё случай, очень неприятный, он оставил осадок на всю жизнь. Это произошло в одном большом, только что занятом селе, где расположился штаб полка. Мы с ординарцем Степаном ещё долго ездили на лошадях по окраине села, проверяли, как была обеспечена батальоном оборона. Адъютанта И.С, Бунина я отправил организовывать в штаб полка обед.

 

Когда мы вернулись, меня уже ждали все старшие офицеры, мы решили хотя бы раз вместе пообедать. Обед был подан, сели за стол. Тогда замполит майор Н.С. Опарин предложил угостить и хозяйку дома. Вот заняла место уже в годах хозяйка, вместе с ней села и её старшая дочь, а младшая, молоденькая, лет 17-ти, не пожелала садиться нами…

Кто-то из старших офицеров аккуратно взял девушку за руку и посадил её между матерью и сестрой. Николай Семёнович Опарин предложил тост за наши успехи в Крыму. Вот уже покушали первое – добротный, наваристый суп. В этот момент дёрнуло меня рассказать ходячий фронтовой анекдот. Вдруг все три женщины соскочили со своих мест. Мать и младшая дочь, рыдая, упали перед нами на колени, молили о пощаде.

 

Сначала мы ничего не поняли, почему наши гостеприимные хозяева так разволновались, ведь ничего лишнего за обедом не было сказано. Обе женщины просили, стоя на коленях, чтобы их отправили в Сибирь, только не убивали.

Более спокойная старшая дочь пояснила нам, что вот этот трёхмесячный ребёнок в коляске, который находился тут же, родился у её семнадцатилетней сестры от немецкого офицера. Что они обе с матерью младшую сестру уговаривали, но она их не слушала и нажила мальчика.

 

Вот такая неприятная история случилась в такой культурной семье, ведь мать и старшая дочка были учительницами в этом селе. Весь обед был сорван. Мы встали молча. И. не покушав второго, вышли из этого дома, на прощанье сказав им, что никто их не будет отправлять в Сибирь. Просто обходить будем их дом. Сгорая со стыда, я уехал в 3 сб к капитану Кривуле и там пообедал из солдатского котла.

11 и 12 апреля полк вёл наступательные бои в Джанкое и Красногвардейском районе. Мы освобождали многочисленные населённые пункты, противник не оказывал сопротивления, бежал под ударами нашей дивизии. Особенно румынские подразделения без боя сдавались в плен, мы их колоннами отправляли на пункты сбора 51 армии.

 

11 апреля к 16 часам 51 армия (19-й танковый корпус, 279 сд и партизаны) освободила столицу Крыма Симферополь. 13 апреля родная Москва дважды давала салют 4-му Украинскому фронту, 2-й гвардейской армии за взятие Евпатории, и 51-й армии за столицу Крыма – Симферополь. В этот же день Приморской армии – за город и порт Феодосию.

13 апреля у нс состоялась незабываемая встреча с Приморской армией в юго-восточной части Красногвардейского района. На левом фланге 51-й армии 995 сп 263 сд встретился с частями правого фланга 51 армии. Встреча радовала и окрыляла нас ещё больше, всех от рядового до высшего командования на волю к Победе над фашистскими войсками.

Состоялся короткий митинг, люди братались, обнимали, тискали друг друга в объятиях. Давали друг другу клятву добить фрицев в Севастополе.

С 13 по 18 апреля 263 сд форсированным маршем шла по шоссе Симферополь – Бахчисарай – Мекензиевые горы. Марш совершали большую часть в ночное время. Впереди нашей 263 сд стремительно действовали подвижные части 19 мех. корпуса. На всём пути шоссейной дороги мы видели битые машины, орудия, танки, повозки.

 

С вечера начали готовиться к отражению атак, но утром фашисты не приняли бой, бежали от натиска подвижных частей. Дивизия проследовала Бахчисарай, в бой не вводилась, его вели подвижные части. В 2-3-х км юго-восточнее Бахчисарая имеется большое село. Нашему 995 сп было приказано организовать круговую охрану села. В село впускать, из села никого не выпускать, на просёлочных дорогах построили пропускные пункты.

Мы только утром увидели и поняли, почему охраняли – из Ставки и 4-го Украинского фронта проследовала группа генералов во главе с Маршалом Советского Союза К.Е. Ворошиловым.

На другой день мы догнали свою дивизию, следовавшую по шоссе Бахчисарай Мекензиевые горы. Дивизия стремительно идёт на Севастополь.

 

 

 

Мы идём на Севастополь

17-18 апреля 1944 года фронт подошёл своими передовыми частями к внешнему укреплённому Севастопольскому обводу на рубеж Бельбек, Нов. Шули, Федюхины высоты, восточные скаты Сапун-горы.

Против нас были сосредоточены 17-я немецкая и 3-я румынская армии, к тому времени восемь дивизий, из них пять немецких, три румынских и многочисленные специальные части.

В срочном порядке немцы доставили морским и воздушным путём около 10 маршевых батальонов, до 6 тысяч солдат и офицеров. Этими свежими батальонами противник пополнил свои потрёпанные до 40 и более процентов части и подразделения. К началу решительного штурма обороны противника они имели штатные роты, батальоны и полки с хорошо организованной системой огня всех видов, тем более что с немецкой точностью инженерных расчётов простреливался каждый погонный метр земли перед своей обороной.

 

Генерал пехоты Карл Альмендингер, принявший 17-ю пехотную армию после Э.Г. Йенике, обратился к своим войскам с воззванием и требовал от своих солдат и офицеров удерживать занимаемые позиции во что бы то ни стало. Оборона фашистов располагалась там, где была построена оборона Черноморским флотом ещё в 1941 году и где в течение 256 суток сдерживали натиск 11-й армии Эриха фон Манштейна отдельная Приморская армия и моряки Черноморского флота. Теперь к нашему приходу 17-я немецкая армия значительно улучшила старые рубежи – внешний, внутренний около Севастополя и аварийный у мыса Херсонес.

На этих рубежах они построили дополнительные доты, дзоты, блиндажи, командно-наблюдательные пункты, значительно расширили сеть траншей и ходов сообщения. Поскольку грунт скальный, каменистый, они вырубили эти траншеи на скатах в два-три яруса позиций. Установили сплошные минные поля. Их передний край проходил от устья реки Кача, через Бельбекскую долину, дер. Камышлы, Микензиевы горы, Сахарную Головку, Инкерманскую долину, Сапун-гору, Балаклавские высоты и упирался в море.

Удержаться в Крыму значило удержать наши войска на южном крыле советско-германского фронта.

Тогда фашистские генералы хвастливо заявляли: «Если Советы удерживали Севастополь 250 дней, то мы не сдадим его через 250 месяцев».

Гитлеровцы заняли выгодную для обороны горную цепь с весьма серьёзными естественными преградами. Шесть месяцев фашистские инженерные части создавали многоярусную оборону вокруг Севастополя. Она была неприступным препятствием для наших войск своими высотами, скалистыми обрывами и глубокими расщелинами.

 

Вражеские опорные пункты и узлы сопротивления прикрывались от ударов с воздуха многослойным зенитным огнём, а в ночное время усиленно освещалось прожекторами всё севастопольское небо.

263 сд, совершая ночной марш, следует по шоссе Бахчисарай – Микензиевые горы. Утром 18 апреля 1944 года, как только что взошло ласковое крымское солнце, её авангардный 995 сп встретил на своём пути упорное сопротивление немцев, хотя в прошлую ночь нам быстро удавалось сбивать небольшие группы и подразделения отступающих частей противника вдоль шоссейной дороги Бахчисарай – Микензиевые горы.

 

Приказ дивизии и личное требование генерал-майора Александра Михайловича Пыхтина – с хода прорвать оборону противника и решительным маневром выйти к Северной бухте у Инкермана. Без особого усилия, не разворачивая главных сил полка, 3-му батальону удалось сбить с внешнего рубежа обороны до пехотной роты противника, и в предбоевых порядках они стремительно двинулись за отступающими немцами.

Но чем глубже головной отряд наступал в предполье, тем медленнее становилось его продвижение. Шоссейная дорога через Микензиевы горы оказалась коварной. Она была плотно прикрыта вражеским пулемётным, артиллерийско-миномётным огнём и самолётами с воздуха. 995 сп пытался дважды слева прорвать оборону немцев, но успеха не имел. Бои с переменным успехом шли весь светлый период времени и затянулись к ночи на 19 апреля.

 

Главные силы дивизии, 993 сп и 997 сп, на рубеже обороны противника командир дивизии генерал-майор Пыхтин не вводил. Не было смысла. В эту же ночь наши части резко повернули на восток и горнопросёлочной дорогой пошли в обход Микензиевых гор.

Для 995 сп этот бой был характерен тем, что он был первым экзаменом перед штурмом 7, 8 и 9 мая 1944 года. Действовавший в его составе 3-й стрелковый батальон, всего около 750 человек, имел к этому времени богатый опыт наступательных боёв, особенно отличались воины из бывшей отдельной штрафной роты, что действовала на Сиваше и междуозёрье. Это были люди дела. Они проявили мужество и героизм.

Ещё при первой атаке основной обороны противника 3-й батальон, усиленный артиллерией, решительно атаковал передний край обороны противника, но оборонявшиеся фашисты с особым усердием вели огонь несколькими батареями не только перед траншеей, но и из глубины своей обороны по нашим наступающим цепям. Немцы боялись, чтобы мы ещё с утра не подтянули главные силы полка и дивизии. Они перед своей обороной пустили на нас волнами самолёты (по 2-3 самолёта в группе), с высоты 500-600 метров они бомбили шоссейную дорогу, сбрасывали бомбы и на бреющем полёте строчили из пулемётов. Так продолжалось в течение всего дня, несколько волн от 5 до 6 таких групп повторяли свои вылеты через каждые 2-3 часа.

На переднем крае нашей обороны немцы подавляли огневые точки артиллерии и миномётов, а в глубине нашего сосредоточения били по площадям.

 

Несмотря на губительный огонь со стороны немцев, роты 3-го батальона атаковали с большим умением.

При третьей атаке 3-я рота продвинулась на 80-100 метров к траншее и ворвалась в неё, в рукопашной схватке выбила немцев из первой траншеи и захватила 17 человек пленных. Успеху боя способствовал и рельеф местности, особенно справа – небольшой холм с низкими редкими деревьями и кустарником. Леве шоссе оказалась спасительная глубокая балка. Благодаря этому главные силы полка (1-й и 2-й батальоны) укрылись за естественной оградой и не имели потерь.

Зато всю тяжесть этого боя принял на себя 3-й стрелковый батальон (командир капитан И.К. Кривуля). Перед немецкими траншеями была ровная местность с небольшим подъёмом к их обороне.

С большой злобой немцы вели активный плотный огонь по нашим атакующим цепям. Всё живое «поджаривалось» как на сковородке, всё сносило, сливалось в сплошном гуле.

Полковая разведка, инженер полка, артиллеристы умело нанесли на карты огневые средства в траншеях, а также батареи в глубине его обороны.

 

В 16.30 силою до одного пехотного батальона при поддержке танков немцы атаковали 9-ю стрелковую роту и с большими потерями вытеснили её из первой траншеи.

Теперь нам стало ясно, что мы встретились с основным рубежом его обороны. Поэтому на внезапность атаки с хода рассчитывать было нечего, нужна будет длительная подготовка, нужны время и средства.

Решая вопрос внезапной атаки с хода, мы вдвоём с нач. штаба майором Петром Петровичем Масловым ещё с утра пришли к выводу, что необходимо действовать одним усиленным 3-м батальоном, с которым оставался я, а он чтобы возглавлял главные силы полка – 1-й и 2-й батальоны. В случае удачи капитана Кривули и его 3-го батальона необходимо было ввести в бой главные силы полка.

 

Поскольку уже в 8.00 стало понятно, что положение сложилось не в пользу полка, мы твёрдо решили сохранить его главные силы. Несмотря на требование из штаба дивизии атаковать противника всеми подразделениями полка, мы с Петром Петровичем не нашли это нужным.
Командир дивизии генерал-майор А.М. Пыхтин по радио приказывал: «995-му сп удерживать занимаемый рубеж до исхода дня и передать его части 2-й гвардейской армии генерала Г.Ф. Захарова».

Полку предписывалось ночным маршем, обходя Микензиевые горы в направлении Шули, Инкермана, направиться к месту сосредоточения 1-го гвардейского корпуса генерала Ивана Ильича Миссана 51-й армии.

 

С наступлением темноты бой несколько стих. В это время подошла одна из частей 2-й гвардейской армии. К двум часам ночи мы передали свой занимаемый рубеж им, указали оборону противника, начертание его траншей, выявленную огневую систему и опорные пункты.

Ещё до рассвета вывели из боя 3-й стрелковый корпус, который в течение дня три раза ходил в атаку и понёс потери. Этому батальону прекрасно помогли приданные ему 1-й дивизион артполка, батареи 76-мм, батареи 120-мм миномётов и все три 82-мм минроты. Они хорошо организовывали огонь и своевременно поддерживали батальон.

 

Всё тёмное время и день 19 апреля мы шли маршем по узкой просёлочной дороге с крутыми спусками и подъёмами в гору – по установленным знакам буквы Т со стрелой. Это новшество ввёл так мастерски генерал-майор А.М. Пыхтин. На видном месте прибита дощечка со стрелой, которая указывает, куда ушла дивизия, или краской была написана Т со стрелой, что способствовало отстающим подразделениям, машинам, людям найти основные силы дивизии.

В прошедшем бою мы имели 22 человека убитыми. Это была наша первая братская могила в Микензиевых горах у шоссе, идущего из Бахчисарая на Микензиевы горы, где проходила основная полоса обороны гитлеровцев.

Самая крепкая дружба у человека бывает на фронте, в бою. Это остаётся на всю его жизнь, дружба бывает настолько крепкой и сильной, что порой становится дороже, чем отношение к родственнику или любимой девушке.

 

Это чувство укрепляется в бою кровью: сам погибай, а товарища выручай. Все скрытые способности у человека проявляются только в бою, когда он осознаёт, Смерть ему или Победа.

Но это чувство дружбы проявляется не только у человека. Мне хочется привести пример с животным.

Имея слабость к боевому другу своему – коню Воронку, не могу промолчать о его чувствах ко мне в том памятном вчерашнем бою.

 

Командиру полка была положена верховая лошадь с ездовым. Верой и правдой служил ездовым старший сержант Степан Петрович Дураков, большой знаток, он умело научил Воронка и свою лошадь боевым делам: с ходу ложиться на любой бок с всадником, подниматься с раненым или идти рядом, по команде выбрасывать переднюю ногу, идти строевым шагом, делать «свечи». Воронок мог и на месте потанцевать.

Воронка мы взяли у капитана Слепнёва ещё в Сивашах, его все любили в полку, и многим рядовым, уставшим в походе, приходилось проехать на нём и отдохнуть от усталости.

 

Баловал я Воронка, сам не ел сахар – давал ему. Когда не было сахара, давал кусочек хлебца. Лакомство и ласка нас сближали, а под обстрелом в боях крепла наша дружба.

Так это проявилось и вчера. Совсем рассвело. Мы шли вместе с командиром 3-го стрелкового батальона капитаном И.К. Кривулей, а сзади нас в 10-ти шагах шёл Воронок. Походная застава завязала бой. Тут начался налёт вражеской авиации: «юнкерсы» с 800 метров начали бомбить наш передний край. Бомбы ударялись о каменистый грунт и со страшной силой рвались.

 

Мы с Кривулей оказались на ровной местности, нам негде было укрыться. Мне некогда было возиться с Воронком, время горячее у любого командира, решаются судьбы людей, даёшь нужные указания артиллеристам, другим подразделениям.

Сквозь грохот слышу ржание моего Воронка. Я его различаю изо всех других звуков. Смотрю – в 50-ти метрах от нас торчит голова Воронка, ржёт изо всех сил. Туловища не видно, а голова торчит. Эх! Мать родная, думаю, ранило, не может встать, завалился в яму и просит у меня помощи. Бегу к нему что есть силы, с разбега падаю около него.

 

Воронок жив и здоров, лежит, как барин, в кювете, только волнуется, тяжело дышит, кровью глаза налились. Поняли мы друг друга: он меня звал к себе, у него тут удобно и хорошо.

Связисты мне машут, просят обратно к аппаратам, надо бежать… Похлопал его по шее, убегаю от него, вдогонку он меня зовёт – не ходи. Через два часа Степан Петрович оставил свою лошадь в укрытии, сам пробрался ко мне и увёл Воронка. И на этот раз без меня он не хотел уходить, пока Степан шлёпанцев не дал. Вот это дружба, настоящая, фронтовая.

 

В полку появилась новая черта. Вы в своей боевой жизни на основании взаимной дружбы верите друг другу, помогаете в беде и уважаете каждого воина, сражавшегося под знаменем 995-го сп.

Были заведены своеобразные правила и свои законы. Они не сразу появились, эти правила и законы ежедневной жизни. Они укреплялись старшими и младшими офицерами и политработниками полка. Я позволю их напомнить.

 

- Со всеми прибывающии в полк людьми лично обязаны беседовать командир полка и его заместители, они обязаны изучать всех – до командиров рот и батарей. Командиры батальонов – до командиров взводов, командиры рот – до рядового. Без беседы воин в бой не допускался.

- Помощник начальника штаба вёл переписку со всеми, кто ушёл от нас по ранению, с госпиталями, даже тыловыми. Многие возвращались в свой родной полк.

 

- Прибывшие в полк офицеры после ранения, как правило, получали повышение в должности, в воинском звании, представлялись к наградам.

Прибывший рядовой, сержантский состав выдвигали на должности командиров отделений, взвода, представляли к наградам.

 

- Перед наступлением или атакой не давали даже положенное спиртное. Человек должен быть с трезвой головой в бою, он лучше и с расчётом дерётся.

- Офицеры, занимавшие любые должности, во время боя обязаны уверенно, без надрыва и суеты проводить в жизнь решения старшего начальника. Во время боя без шума влиять на успех боя огнём и маневром.

 

- Поощрялась любая инициатива командира в рамках приказа старшего начальника, даже если была неудача в бою.

Благодаря хорошо поставленной партийно-политической и комсомольской работе полк имел высокое политико-моральное состояние. В этом направлении большую работу проделал заместитель по политчасти майор Николай Семёнович Опарин.

 

 

Подготовка к штурму

51-я армия наносила главный удар своим левым флангом (63-й корпус) и вспомогательный удар – 1-м гвардейским корпусом генерала И.И.Миссана.

Задача 263-й сд состояла в том, чтобы штурмовать в первом эшелоне 1-го гвардейского корпуса. Справа – овладеть Сахарной Головкой, Инкерманом и слева – дивизия наносила главный удар по Сапун-горе.

 

Ключевой позицией немцев перед фронтом дивизии была Сахарная Головка, Инкерман и Сапун-гора. На правом фланге дивизии Сахарная Головка имела три яруса обороны, первая позиция состояла из трёх траншей у самого подножия горы – три дота, семь дзотов, четыре КНП, две миномётные батареи, противотанковые орудия. Второй ярус обороны состоял из двух траншей и четырёх дзотов и на самой вершине – третий ярус состоял из прерывчатых траншей и окопов на отделение, на взвод с КНП. На обратном скате её также была сеть траншей.

Через всю долину Инкерман от Сахарной Головки до Сапун-горы установлены проволочные заграждения, противотанковые, противопехотные сплошные минные поля. На окраине Инкермана и у ж.д. моста были вырыты траншеи и окопы. Слева, где должен наноситься главный удар дивизии на Сапун-гору у Инкермана, имелась отвесная стена с глубокой расщелиной.

На её гребне на самой вершине у немцев проходила первая позиция. Она состояла из трёх траншей с ходами сообщения, дотов, дзотов, КНП и блиндажей в несколько накатов. В отдалённых местах у Инкермана первая траншея на Сапун-горе располагалась над самым обрывом отвесной стены по гребню. Немцы из первой траншеи имели прекрасный обстрел из всех видов оружия, они простреливали всю Инкерманскую долину.

По замыслу командира дивизии генерал-майора А.М.Пыхтина, как он объявил на рекогносцировке, дивизия строит боевой порядок в два эшелона. 995 сп со средствами усиления (командир полка подполковник Михаил Иванович Волков) штурмует на правом фланге дивизии. Справа Сахарная Головка, слева Инкерманская долина, река Чёрная с выходом к Северной бухте.

993 сп (командир полковник Иван Тимофеевич Кваша, представитель дивизии – зам. по строевой полковник Шаныгин) со средствами усиления на левом фланге дивизии наносит главный удар в направлении окраины Инкермана – Сапун-горы.

Для 995 сп задача выпала очень тяжёлая, а для 993 сп ещё тяжелее. Командир дивизии генерал-майор А.М.Пыхтин принял дивизию в середине апреля 1944 года, когда она проводила свои боевые операции в междуозёрье Сиваша. Дивизия одна из первых прорвала полосу обороны противника и вышла на оперативный простор, чем обеспечила успех на правом фланге фронта в Джанкойском и Красногвардейском районах, хотя 263 сд в приказах действовала на вспомогательном направлении.

Несмотря на малый срок нахождения в дивизии (около месяца), генерал-майор А.М.Пыхтин полностью вошёл в свои права и обязанности. Он знал своих подчинённых до командира батальона, их слабости и способности. У него имелся природный талант организации боя стрелковых подразделений (батальона, роты). Он умело влиял на ход боя, управляя артиллерией и резервом. Был большим любителем строить маневр с использованием максимальной силы огня, наносить артиллерийско-миномётный удар по одной цели, а затем двигал пехоту в этот район. Выдержан, без толку не трепал нервы, данное слово держал до конца. Смелый, храбрый, решительный с расчётом, умел выслушать и требовать с нас, командиров. Это был настоящий солдат-коммунист нашей Великой Родины.

Нас, командиров полка, особенно тревожило, почему генерал-майор А.М.Пыхтин не решил дать 995 сп наносить главный удар. Ведь на Сиваше тогда бывший командир дивизии полковник Павел Михайлович Волосатых именно нам доверил главное направление, и дивизия выиграла бой. Сам Волосатых получил звание генерал-майора и Героя Советского Союза за сражения в междуозёрье, на Тюй-Тюбе и Сиваше.

А генерал-майор А.М.Пыхтин теперь отвёл 995-му сп место на вспомогательном направлении, неужели у него сложилось плохое мнение о полке в бою на Микензиевых горах? Это нас тревожило, и тревога передавалась воинам до рядового состава. Хотя генерал-майор А.М.Пыхтин и начальник политотдела полковник Д.Я. Артюхин упрёков за этот бой не делали, а наоборот даже хвалили.

Отдельных офицеров называли суворовцами и выдавали книги под названием «А.Суворов».
В оставшиеся дни и ночи началась подготовка полка к штурму. Она заключалась в следующем.

За противником было установлено наблюдение всеми видами разведки: артиллерийское, инженерное, общевойсковое, химическое.

 

В течение ночи стрелковые батальоны выходили вперёд и оборудовали рубежи атаки у Сахарной Головки, отрывали траншеи в 150-200-х метрах от переднего края обороны противника.

Хорошо шла сапёрная работа по отрывке траншей и ходов сообщения в 3-м стрелковом батальоне капитана Кривули в Инкерманской долине. Там грунт оказался не каменистый, но траншея была удалена на 700-800 метров от противника, проходила зигзагами, с большими углами изломов. Но в целом до начала штурма нам так и не удалось отрыть траншеи полного профиля перед Сахарной Головкой.

Большую сапёрную работу провели артиллеристы и миномётчики полка и дивизии, они полностью оборудовали огневые позиции и наблюдательные пункты.

 

Перед штурмом мы вместе с замполитом полка майором Николаем Семёновичем Опариным и парторгом полка провели партийное собрание, было принято в партию 37 человек. В подразделениях прошли комсомольские собрания. Коммунисты и комсомольцы дали клятву: Севастополь будет наш.

Пристальное внимание уделяли организации штурмовых групп (по числу дотов). Заместитель по строевой капитан Егоров занимался подготовкой в тылу полка на местности. Он детально отрабатывал группы разграждения, группы захвата, прикрытия тяжёлым орудием. Выделялось одно-два орудия для стрельбы по амбразурам. При штурме позиций немцев эти штурмовые группы себя полностью оправдали, особенно благодаря проведённому тяжёлому учению. Большое внимание мы уделяли обучению командиров рот, батарей при штурме. Мне пригодилась наука, полученная на Тихоокеанском флоте, где нас готовили стать морской пехотой, отрабатывали десантирование с кораблей и оборону в укрепрайонах. Я прослужил до войны (более 9-ти лет) в Сучанском укрепрайоне. Приходилось строить доты, капониры, а теперь перед Севастополем учил офицеров, сержантов и рядовых, как разрушать и брать их.

 

У нас в полку были рядовые и офицеры, которые участвовали в обороне 1941-1942 гг. Они рассказывали о героических подвигах матросов-черноморцев, солдат и офицеров Черноморской армии.

Вот рядом с ними теперь Инкерман, рукой подать, 30 минут пройти шагом. Его жители, особенно женщины, в период обороны города-героя Севастополя оказывали огромную неоценимую помощь оборонявшей тогда этот район 25-й Чапаевской дивизии, которая героически дралась в Микензиевых горах в 1941-1942 г. В штольнях Инкермана находился медсанбат. Жители Инкермана ухаживали за ранеными, готовили еду, доставляли оружие и боеприпасы, участвовали в создании инженерных сооружений, приносили продовольствие. Всё это нам было известно до штурма из рассказов участников тех боёв.

 

Это Василий Васильевич Любецкий, миномётчик 1-й минбатареи, сейчас [1970-е гг.] учитель, проживает в Джанкойском районе, село Табачное.

Рядовой автоматчик, кавалер ордена Славы Денисий Никитович Игнатуха, сейчас [1970-е гг.] пенсионер, проживает в городе Саки в Крыму.

 

Они прошли ещё в 1941-1942 гг. от Перекопа до Керчи в армии под командованием генерала Павла Ивановича Батова и теперь стали освободителями Севастополя в нашей дивизии.

С 22 апреля по день штурма в ночное время проходила непрерывная разведка полковая и дивизионная. Так, в конце апреля начальник штаба дивизии полковник Ткаченко организовал разведку, в которую была послана дивизионная разведрота Полынкова. Она сумела проникнуть по долине Инкермана, реке Чёрной до Северной бухты. Разведчики вернулись без потерь. Они сообщали, что по шоссейной дороге Севастополь – Микензиевы горы идёт интенсивное движение автомашин с пехотой противника.

 

Наш полковой разведвзвод определил слабое место обороны северо-западнее Сахарной Головки в двух километрах от неё. 1 мая 1944 года разведкой и наблюдателями было установлено, что Сахарную Головку обороняет усиленный пехотный батальон противника, северную окраину Инкермана и ж.д. мост через реку Чёрная охраняет усиленная пехотная рота.

Но до дня штурма нам было неизвестно, сколько и какие силы находятся на гребне Сапун-горы перед фронтом наступления 995-го сп.

 

4 мая дивизионные разведчики понесли потери. Они прошли вглубь обороны противника, но когда возвращались обратно, то место, где они проходили, немцы закрыли. Состоялся неравный бой. В этом бою была ранена наша героиня-разведчица Таня Рыбалкина. Тяжелораненая, она перевязала себя, вынесла из боя 7 разведчиков, оказав им первую медицинскую помощь. За этот подвиг Таня Рыбалкина была представлена к награждению орденом Красного Знамени.

До 28 апреля мы не держали полк на исходном положении. Ночью работали, оборудовали исходный рубеж, а днём оставляли на передовой одну треть личного состава, а остальных отводили в тыл полка на учёбу и отдых.

 

Чтобы всегда сохранять немцев в постоянной напряжённости, мы в дневное время организовывали работу наших снайперов. Так, рядовой Афанасий Зиновьевич Шульга и ребята его взвода отправили в могилу многих фрицев в период подготовки к штурму. Этот герой за годы войны приобрёл много военных специальностей, был снайпером, автоматчиком, артиллеристом и отличился как радист при штурме города Тильзит (ныне Советск). Он прошёл в составе полка от Крыма до Кёнигсберга.

Выделенные орудия (52-мм) обстреливали вражеские огневые точки. В период подготовки к штурму очень хорошо поработала наша авиация, которой командовал генерал-лейтенант авиации Т.Т. Хрюкин. Авиация наносила бомбовые удары по фашистским укреплениям. В то тяжёлое для нас время она значительно облегчала нашу сложную задачу. Особенно помогали ночные бомбардировщики. Наши героини-лётчицы, мы знали их работу, всю ночь напролёт барражировали над укреплениями Сахарной Головки, Инкермана и Сапун-горы, не давали покоя фашистам.

 

Немцы очень сильно прикрывали свои позиции от нападения с воздуха миномётным огнём, огнём крупнокалиберных пулемётов и зенитными орудиями. Нелегко было нашим героиням-лётчицам выполнять своё боевое задание на прославленных самолётах У-2, когда фашисты освещали прожекторами небо, брали в перекрёсток 5-6-ю лучами. Обильно осветив самолёт с разных мест, обстреливали его из всех видов оружия. Разноцветной огненной радугой освещался самолёт, около него рассыпался веер пуль. Из глубины обороны противника, с плато Сапун-горы бухают зенитки, и видно, как вблизи наших самолётов рвутся снаряды.

А она, наша героиня, летит, сбрасывает бомбы на позиции противника и обстреливает в свою очередь из пулемёта, пули при падении на землю рвутся, создаётся неприятное ощущение. В дневное время в небе несколько раз появлялись Ил-2, «летающая смерть» – так называли эти самолёты немцы. Они на бреющем полёте сбрасывали бомбы по целям и обстреливали из пулемётов позиции Сахарной Головки.

Однажды немецкие зенитчики сбили нашего «ястребка». Раненый лётчик приземлился на ничейную территорию в расположении 995-го сп в Инкерманской долине. Наша героиня санинструктор вынесла из-под огня героя-лётчика, он был тяжело ранен. Немцы стремились взять лётчика живым, но девушка, рискуя жизнью, опередила немцев. Тогда фашисты решили уничтожить лётчика и санинструктора, они открыли по ним огонь из всех видов оружия. Наперекор всему героиня решила судьбу лётчика, вытащила его из-под обстрела. Позднее лётчик прислал благодарственное письмо своей спасительнице.

 

В период подготовки из политотдела дивизии к нам в полк был прислан переводчик (сержант), который прекрасно владел немецким языком. Заместитель по политчасти майор Николай Семёнович Опарин каждый день с вечера инструктировал переводчика на основе присланного материала из политотдела дивизии. С наступлением темноты переводчик уходил на передовую в стрелковые батальоны и передавал немцам: «Ахтунг! Ахтунг! Мы предлагаем вам не проливать кровь! Сдавайтесь!».

Тогда это место, откуда передавалось обращение к немецким солдатам, фашисты обстреливали из орудий и миномётов с неистовой звериной злобой. Но стоило немцам ослабить огонь, как с новой силой далеко в ночной тишине раздавалось у Сахарной Головки, Сапун-горы и в Инкерманской долине «Ахтунг! Ахтунг!». Это убедительное слово мужественного героя-патриота звучало каждую ночь с 23 апреля по 3 мая 1944 года.

В последнюю ночь перед штурмом, во время вражеского огневого налёта, этот герой-переводчик погиб смертью храбрых. К утру его вынесли с места гибели, и мы на командном пункте полка, склонив головы, молча прощались с ним.

 

Хочется отметить командира 5 батареи 854 артиллерийского полка 263-й сд капитана Фёдора Михайловича Шепеля вместе с женой Машей, которая находилась в медсанбате. Они прошли горнило войны, а она многим из нас спасла жизнь. Мы, рядовые, сержанты и офицеры 995-го ордена Суворова полка, сердечно благодарим за их добросовестную и добротную работу. Также отличился 7, 8 и 9 мая 194 года весь состав славного артиллерийского 853-го полка 263-й сд. Слова благодарности произносим его командиру подполковнику Н.В. Козыренко, замполиту, начальнику штаба, командирам дивизионов. Наш полк поддерживали 1-й и 2-й дивизионы. Завоёванная победа 995-го сп под Севастополем принадлежит прежде всего этому артиллерийскому полку.

При штурме его батареи стояли на прямой наводке, непосредственно в боевых порядках пехотных рот, вели огонь по трёхъярусной обороне немцев у Сахарной Головки и особенно помогли сосредоточенным огнём, когда полк вышел 9 мая на плато Сапун-горы.

Большую пользу принёс полку его 1-й дивизион, который бессменно являлся как бы хребтом всех наших побед. Вспомним добрым словом наших полковых и батальонных миномётчиков. Прежде всего батарею 120-мм с её миной в 16 кг. Мы гордо называли в полку эту батарею «Королевской» с её боевыми людьми. При штурме на Сиваше и в бою за Севастополь командиром миномётчиков был мл. лейтенант Рудаков. Среди них В.В. Любецкий, В.И. Клишко, мл. лейтенант Чучвага, ст. сержант Мухомеджанов и мн. др.

 

При штурме батарея имела боевую задачу:

- проделывать пехоте взрывами проходы в минных полях (били осколочными);

- подавлять огневые точки противника (били осколочно-фугасными, были по блиндажам и укрытиям (переходили на фугасные));

 

 

- ставить дымовую завесу на правом фланге полка (мины с тёмно-синей полоской).

В Севастополе сменился командир батареи мл. лейтенант Рудаков. Вместо него батарею принял Тушако Серопонович Кереселидзе. Этот храбрый комбат был у нас до 10 февраля 1945 года. Новый командир батареи любил своих солдат, обладал природным талантом, умело и правильно решал боевые задачи. Его 120-мм батарея была одна из лучших в нашем полку. Это он тогда в критическое для полка время в Литве, западнее Шяуляя в городе Попелькен спас положение полка. И второй случай – «королева» с миной в 16 кг у школы города Гранц тоже выручила нас.

В прошедшей войне огромную роль играла и 82-мм миномётная батарея с её миной 3,4 кг. Этот миномёт применялся как в наступлении, так и в оборонительных боях. Дальность полёта мины 3,1 км. При слаженном расчёте скорострельность достигала 30 выстрелов в минуту. Миномётная рота в стрелковом батальоне являлась грозным оружием.

Этому виду оружия командиры стрелковых батальонов придавали очень большое значение. Чтобы стрельба была меткой, подбирали грамотных офицеров, сержантов и солдат. Это оружие поражало живую силу противника, как на открытой, так и закрытой местности.

 

В период подготовки и при трёхдневном штурме Сахарной Головки и Сапун-горы отличились миномётные роты 1-го и 2-го стрелковых батальонов. Командиры этих рот грамотно и умело сумели использовать все возможности техники и людей.

Особенно выделялась минрота ст. лейтенанта Куликова своим мастерством, сплочённым коллективом и отличными огневыми данными, которые так необходимы в любом бою.

 

В этой роте народ молодой, задорный, дружный. Бывало, им не успевали подвозить мины. При всех случаях докажут, что, если у них хоть 3-5 мин, но положат их с ювелирной точностью, выпустят по намеченным целям из своих «самоваров» (стволов, так их называли многие командиры по телефону, радио).

В этой роте командовал взводом лейтенант Николай Григорьевич Теличко, офицер со специальным миномётным образованием, закончил войну майором, ныне он преподаватель, незаурядный поэт, живёт в городе Бресте. Он уже тогда выделялся своим талантом, организованностью. Недаром его так любили, верили в него солдаты, шли за ним в любой бой. В своих стихах он вспоминает всеми нами пережитое в годы войны.

 

Вот совсем недавно прислал мне из города Владимира бывший командир 3-го стрелкового батальона капитан запаса Владимир Иванович Пестов пожелтевшую дивизионную газету №6 за 1944 год. Первая полоса этой газеты посвящена славным делам ордена Суворова 995-го полка при вручении наград рядовому, сержантскому и офицерскому составу. Вся эта газета посвящена зрелому мастерству наших людей, отличившихся в боях. Славят начальника штаба майора Петра Петрович Маслова, командира 2 стрелкового батальона капитана Владимира Ивановича Пестова, который получил два ордена Красной Звезды и орден Александра Невского.

В этой газете упоминается фамилия лейтенанта Николая Григорьевича Теличко. На второй странице этой газеты под заголовком «С нетерпением ждём вас с победой» отец рядового Сергея Михайловича Каширина отмечает следующее:

 

Многоуважаемый т. Теличко!

Разрешите Вас поблагодарить за Вашу заботу о моём сыне. Не нахожу слов, чтобы выразить вам мои чувства. Мне так приятно, что мой сын честно служит Родине и храбро сражается против немецких захватчиков. Надеюсь, что Серёжа не остановится на достигнутых успехах, и ещё ожесточённее будет громить врага.

Желаю Вам боевых успехов!

Уважающий Вас М.Каширин.

 

Ну, а сейчас о другом… Как было горько и обидно видеть те места, где прошли полки нашей дивизии, где так много было пролито крови в 1941-1942 гг. Нам многим пришлось увидеть эти места: овраги, ямы, расщелины, залитые водой, где лежали разложившиеся трупы. На всю жизнь остались в памяти эти места. Очевидно, там была санитарная часть. Погибших людей не успевали похоронить. Немцы тоже отнеслись с пренебрежением, не убрали после боя трупы своих солдат и оставили их незарытыми. Аккуратно в ряд уложенные скелеты лежали кверху лицом – сразу можно было определить, где лежит красноармеец, где краснофлотец по почти истлевшей гимнастёрке или тельняшке.

Сердца наши наполнялись болью и горечью при виде погибших товарищей. Мы горели желанием отомстить врагу за наших братьев по оружию. Наша похоронная команда многих из них похоронила в братской могиле, отдав им воинские почести.

В оставшиеся дни перед штурмом всё было тщательно продумано, подготовлено, накоплено 2,5 боекомплектов – снарядов, мин, патронов – и было выложено на огневых позициях.

 

4-мая 1944 годы командир дивизии генерал А.М.Пыхтин лично проверял 2-й стрелковый батальон (командир капитан Буров), его готовность, знание поставленной задачи на исходном рубеже штурма.

Боевая задача была доведена до командира роты, батареи включительно.

В основном генерал был доволен, однако сделал существенные замечания, и нам срочно пришлось перестраиваться. Мы в подготовке учитывали только победную стороны итога штурма, а другую отбрасывали.

 

 

Мы с П.П.Масловым задали генералу Пыхтину три вопроса.

Первый: правее нашего полка не было соседа, правый фланг открыт, у нас не было даже огневой связи с правым флангом. Генерал Пыхтин дал указание прикрыть фланг своим огнём.

Второй вопрос: в случае удачного наступления в Инкерманской долине двумя батальонами – 1-м и 2-м – они попадут в огневой мешок. Генерал не согласился с нами, сделал нам упрёк, что суворовцы назад не оглядываются. Нам надо выйти к вершине Северной бухты по реке Чёрная. Этим разделим Микензиевые горы и Сапун-гору.

 

 

Третий вопрос: нам не понравился командный пункт (КП) полка. Он был на 350 метров северо-восточнее русского кладбища. Возвышенность продолговатая, на язык похожая. Хотя видимость была прекрасная, как в ложе амфитеатра.

Генерал охотно согласился с нами, приказал нам перенести КП и доложить лично ему утром, где мы подберём место для КП.

 

5 мая в 5 часов утра полковые разведчики подобрали мне КП и заверили, что там они провели всю ночь, немцев не было. Это место было намного правее нашего полка. Я взял двух разведчиков с рацией РВС и вместе с адъютантом старшиной Иваном Сергеевичем Буниным направился в рост, где ждала нас группа разведчиков. Но стоило нам пройти вдоль реки Чёрная, как сначала раздались одиночные выстрелы, а затем очередями из пулемётов стали нас поливать немцы. Перебежками, ползком добрались до того спасительного места. Действительно, семь наших разведчиков во главе с командиром взвода ждали нас. Вывод был печальный: подход к этому месту был совершенно открытый, были бы лишние жертвы.

Связался по радио с генералом, доложил ему по координатам карты о непригодности КП полка. У подножия и на безымянной высоте Микензиевых гор немцы имели сплошные траншеи, но они их полностью не занимали, контролировали путём патрульных обходов. Место, где мы находились, было в 2-х км правее нашего правого фланга.

Примерно около трёх часов мы выбирались оттуда небольшими группами по два человека. Мы с Иваном Сергеевичем Буниным обратный путь проделали на животах, по-пластунски. Из 11 человек, пока выходили, одного рядового разведчика убило, а двоих ранило.

 

Так мы и решили оставить свой КП на том «языке» у русского кладбища.

5 и 6 мая в полк прибыли командиры артиллерийских полков. По нашим правилам эти командиры имели право выбрать КП только не более чем в 50-ти метрах от КП нашего полка. Мало ли что может случиться, на войне всё бывает, а так спокойнее, когда у общевойскового начальника рядом, в 50-ти метрах, находится родной брат артиллерист.

 

 

Штурм

Наличие более 1000 самолётов создавало противнику превосходство в воздухе в девять раз, они блокировали наших защитников с воздуха.

С 20 мая по 6 июня 1942 года Манштейн методически днём и ночью с помощью авиации и артиллерии разрушал город и оборонительные сооружения. В это время его авиация сбросила до 45000 авиабомб весом 100, 250 и 1000 кг, а артиллерия выпустила 126 тысяч снарядов крупного калибра.

 

Таким образом, на каждый метр переднего рубежа в Севастополе приходилось до 1,5 тонны металла.

Из вышесказанного видно, что основной козырь у Манштейна заключался в авиации и артиллерии.

Несмотря на чудовищную фашистскую машину, наши доблестные моряки-черноморцы в тесной дружбе и взаимодействии с артиллерией генерала Петрова активно сражались 250 дней.

 

 

Большую роль в разработке плана штурма 1944 года сыграл командующий 4-м Украинским фронтом Фёдор Иванович Толбухин. К тому времени он был зрелым полководцем, достиг подлинного мастерства в подготовке и проведении современных сражений.

К этому можно ещё отнести и то огромное влияние, которое оказывали представители Ставки Верховного Главнокомандующего маршалы СССР А.М.Василевский и К.Е.Ворошилов. От генерала до солдата мы чувствовали присутствие выдающихся полководцев нашей Советской Армии. Мы ощущали спокойное одобрение наших малейших успехов при штурме. А при неудачах они оказывали немедленную практическую помощь включительно до командира полка.

Много сил, бессонных ночей отдали командующие, штабы, советские полководцы, работая над тем, как быстрее и с малыми потерями в сжатые сроки разгромить засевшего в Севастополе противника.

 

В эти дни Ф.И.Толбухин лично выезжал в войска, проводил с командующими армиями рекогносцировку, советовался с ними.

И вот решение было принято.

 

Главный удар на Севастополь наносился с востока и юго-востока на участке Сапун-гора – берег Чёрного моря силами Приморской и левым флангом 51-й армии, вспомогательный удар наносился с северо-запада 2-й гвардейской армией. В соответствии с этим замыслом были поставлены задачи:

- 2-я гвардейская армия (командующий генерал Г.Ф.Захаров) наносит главный удар своим центром в направлении Микензиевые горы, восточная оконечность Северной бухты, отрезая отход противника из Любимовки на юг; в дальнейшем форсирует бухту и овладевает северной частью Севастополя;

 

- 51 армия (командующий генерал Я.Г.Крейзер) наносит главный удар левым флангом на Сапун-гору, Севастополь; частью сил взаимодействует со 2-й гвардейской армией, их цель – уничтожить противника в лесном массиве северо-восточнее Инкерманской долины;

- Приморская армия (командующий генерал К.С. Мельник) прорывает оборону в направлении Карань, высота 119,1, Омега и вспомогательный удар наносит на южные скаты Сапун-горы и другие объекты. В дальнейшем частью сил выходит на юго-западную окраину Севастополя, а основными силами вместе с подвижной группой 19-го танкового корпуса захватывает пристань в бухте западнее Севастополя и мыса Херсонес;

 

- Черноморский флот должен активными действиями авиации и кораблей сорвать эвакуацию фашистских войск на море.

Чтобы ввести противника в заблуждение, командующий фронтом генерал Ф.И.Толбухин решил начать наступление 2-й гвардейской армии на 2 дня раньше, т.е. 5 мая. Это делалось для того, чтобы не был разгадан главный удар, который начинали Приморская и 51-я армии 7 мая 1944 года.

 

В этой сложной боевой обстановке нашей славной Сивашской дивизии предстояло в составе 1-го стрелкового корпуса (командир корпуса генерал Иван Ильич Миссан) 51-й армии решать следующие задачи: справа овладеть Сахарной Головкой, долиной Инкерман и слева 1 км юго-восточнее Инкермана – Сапун-горой. В дальнейшем овладеть ж.д. станцией Севастополь у Южной бухты. Боевой порядок дивизии в два эшелона.

Таким образом, дивизия обеспечивала фронт наступления от 3,5 до 4 км с правого фланга 7 и 8 мая, но не имела соседа, даже не имела с ним огневой связи. На левом фланге дивизия имела соседа на Сапун-горе.

В первом эшелоне дивизии было два полка:

 

- 995-й сп (командир подполковник М.И.Волков) получил задачу овладеть Сахарной Головкой, долиной Инкерман, перерезать шоссейную дорогу у Северной бухты, затем наступать на ж.д. станцию Севастополь;

- 993-й сп (командир подполковник Кваша Иван Тимофеевич) наносит главный удар дивизии на Сапун-гору протяжённостью по фронту около километра. Правый фланг – южная окраина Инкермана, левый фланг – 63-й стрелковый корпус. Полк перед фронтом имел трёхъярусную оборонную систему немцев, доты, дзоты и почти отвесные скаты Сапун-горы с одной расщелиной.

 

Не могу сказать, что делал 7, 8 и 9 мая 997-й сп (командир полка подполковник Пётр Леонтьевич Рогалёв), где он находился. Очевидно, он составлял второй эшелон дивизии.

6 мая 1944 года два часа бушевал артиллерийско-миномётный огонь, раздавались громкие удары авиабомб – начался штурм 2-й гвардейской армии в Микензиевых горах.

Ночью на 6 мая наша дивизионная разведка (командир капитан Полынцев) установила, что противник двинул резервы в направлении Микензиевых гор.

 

5 и 6 мая 2-я гвардейская армия с тяжёлыми боями буквально прогрызла оборону немцев в направлении Микензиевых гор.

Хотя сведения об успехах 2-й гвардейской армии приходили к нам лаконичными, мы чувствовали и прекрасно понимали замедленный темп прорыва. Находясь у Сахарной Головки, мы слышали день и ночь разрушительную канонаду, гвардейцы упорно брали одну позицию за другой, и этот шум боя всё ближе передвигался к нам.

 

Теперь мы завершали последнюю подготовку к штурму 5 и 6 мая. Полк готовился к большому ратному делу. Каждый из нас прекрасно понимал ту задачу, которая стояла перед полком. 5 мая был отдан приказ командирам батальонов тщательно увязать взаимодействие с артиллерией и соседом слева, 993-м сп. Полностью вывели батальоны на исходное положение, проверялась готовность штурмовых групп, уточнялся обстрел каждому орудию, стрелявшему прямой наводкой. Полковые сапёры снимали минные заграждения у своих позиций и делали проходы на каждую штурмовую группу.

Новинкой для нас была прибывшая к нам армейская сапёрная рота. Она имела необыкновенное вооружение, сапёры надевали на себя стальной панцирь, на голову надевали каску. Эта рота действовала в штурмовых группах, а также разминировала минные поля.

В эти же дни майор Николай Семёнович Опарин и парторг полка проработали с личным составом воззвание Военного Совета. Рядовой, сержантский и офицерский состав в ротах, батальонах давали клятву: Севастополь будет наш.

 

6 мая во второй половине дня командиры рот довели боевой приказ до всего личного состава. В день штурма до начала артподготовки командиры взводов поставили боевую задачу бойцам.

Плотность артиллерийско-миномётного огня достигала на главном направлении 63-го стрелкового корпуса и 51-й армии до 300 стволов; у нас в дивизии, поскольку она действовала на вспомогательном направлении, в 993-м сп – 170 стволов, в 995-м сп – 117 стволов на 1 км фронта.

 

В направлении 995-го сп работали 122 мм гаубичный армейский полк прорыва, 1-й дивизион 653-го артиллерийского полка. 8 мая дополнительно полку придали 152 мм тяжёлый дивизион, эти орудия были поставлены на прямую наводку с дальностью стрельбы на 600-800 метров по дотам Сахарной Головки для разрушения устойчивости обороны противника.

До 5 мая нас крайне не устраивал КП полка, который находился на «языке» у русского братского кладбища, где был противник в 100-150 метрах. КП хорош был бы там, где со стороны Сахарной головки загорожен возвышенностью с прекрасной видимостью. Недостатком было то, что он находился удалённо от наших батарей и периодически обстреливался немцами со стороны Сапун-горы орудийными налётами и одиночными орудийными выстрелами малого калибра.

Пробовали ещё раньше вынести отдельно КП, опускались ниже к Чёрной речке, но от этого ухудшалась видимость. Когда будут штурмовать батальоны, их не будет видно, так как по всему полю стоял зелёных хлеб ростом по грудь человека. Наши люди свободно ходили к исходному положению. Немцы старательно выкосили посевы перед своими траншеями, спутали передний край проволочными заграждениями. Долго мы ломали голову над тем, где бы лучше подобрать место для КП.

На КП или КНП (командно-наблюдательный пункт) собирается целое семейство: связисты, радисты, инженер и огромное семейство артиллеристов всех рангов, начальник артполка, начальник штаба полка.

В эту ночь в разведку ходил взвод разведки полка. Их направил начштаба полка майор П.П.Маслов. Командир взвода доложил, что правее нашего полка в одном км проходят передние траншеи немцев, которые полностью противником не заняты, а охрану несут патрули. Разведчики свободно поднимались на гору в ту ночь. Командир взвода утверждал, что оттуда прекрасная видимость, только КНП будет немного в стороне. Он оставил группу разведчиков в количестве 7-ми человек для охраны места под КНП.

 

Соблазнительное было дело выбрать на том месте КНП, решил пойти. Пришли вместе с адъютантом Иваном Сергеевичем Буниным. Хорошо, что он раньше был разведчиком в этом же взводе. Но, очевидно, немцы разгадали наше намерение. Это было в 11 часов дня 5 мая. До 40 автоматчиков развернулись цепью, быстро стали приближаться к нам, обстреливая нас также из 81 мм миномётов. Нам ничего не оставалось делать, как отходить, и я дал такой приказ уходить в противоположную сторону к нашим высотам, где был КНП командира дивизии генерала А.М.Пыхтина. Нужно было пройти долину расстоянием около 1,2 км. Вот тут действительно было жарко. На расстоянии 200 метров немцы доставали нас автоматным, а также пулемётным и миномётным огнём, и так всю долину.

Одного бойца убило и двух ранило, всех вынесли. Весь этот бой наблюдал за нами генерал А.М. Пыхтин. Когда я вернулся, он спрашивает, что я там делал. Я доложил ему о неудачном своём походе по выбору КНП и о противнике. Он строго приказал мне оставаться на «языке» и без его разрешения с КП не уходить.

Нам было ясно, что в лесном массиве северо-восточнее Инкерманской долины и гряды высот противник траншеи полностью не занимал, а имел в глубине обороны подвижной резерв силою до пехотной роты с миномётами.

 

 

 

7 мая 1944 года – первый день штурма

Майский день в Крыму в Инкерманской долине стоял тёплый, ласковый, солнечный.

Лёгкий воздух отдавал морским привкусом, небо было прозрачно синее. Всё жило и всё цвело.

 

В 9 часов по сигналу «Буря» началась артиллерийско-миномётная подготовка к штурму. Померкло крымское солнце в огненном вихре, земля дрожала от разрывов снарядов и авиационных бомб. Ожили противотанковые орудия, они вели огонь прямой наводкой с расстояния 300-400 метров. Самолёты наносили удары по глубине обороны противника. Мастерски спланировал огонь командир артиллерии полковник Дорошенко. В конце артподготовки вся сила огня была перенесена в глубину обороны противника и последние 20 минут по переднему краю. Огненная буря продолжалась 1 час 30 минут. Всё это обещало нам счастливый успех штурма. Столько было затрачено труда всего личного состава. Почти полторы тысячи людей только нашего полка готовились к штурму.

В 10 часов 30 минут командир группы артиллерийской непосредственной поддержки пехоты перенёс свой огонь по третьей траншее. Штурмовые роты двинулись за артиллерийским огнём, приближаясь до 150-200 метров к разрывам огневого вала, а отдельные смельчаки приблизились ещё больше, стреляя на ходу из оружия. Стоит огромной силы сплошной общий гул. Только изредка доносится «УРА». Теперь земля Сахарной Головки долины Инкермана стонет от силы ударов нашей артиллерии и миномётов.

Грозная сплошная стена из металла и живого потока людей, своей волей побуждённых ненавистью к врагу, без страха, мужественно и героически, разрушая перед собой всё на пути, неудержимо движется вперёд.

Отчётливо было видно, как по сигналу серии красных ракет все три батальона одновременно двинулись в атаку в два эшелона. На правом фланге полка 2-й стрелковый батальон (командир капитан Иван Буров) охватывал Сахарную Головку с юго-востока; 1-й батальон (командир капитан Алексей Румянцев) охватывал Сахарную Головку с юго-запада; 3-й батальон (командир капитан И.К. Кривуля) наступает по Инкерманской долине, включая Чёрную речку. Резерв полка – автоматная рота.

 

К нашему огорчению, в дальнейшем ход штурма сломался не в нашу пользу. Желание всегда одно, а возможности бывают совершенно другие, в бою на передовой всё случается.

1-й и 2-й батальоны достигли колючей проволоки, отдельные группы из 2-х – 3-х бойцов ворвались в траншеи противника. Храбрецы вели рукопашный бой. Но основная масса цепи была остановлена огнём из второго яруса Сахарной Головки, трёх дотов. Особенно пострадал левый фланг 1-го батальона от огня с Сапун-горы. У Сахарной Головки немцы применили огнемёты. Огромная струя огня, языки пламени достигали 25-50 метром, сжигали всё живое. В первой атаке в 1-м и 2-м стрелковых батальонах до 10 человек были сожжены насмерть, несколько человек получили лёгкие ожоги и остались в строю.

 

Но это было не главное, что остановило нас перед траншеей, которая проходила у подошвы Сахарной Головки.

3-й стрелковый батальон наступал в Инкерманской долине, справа от него находилась Сахарная головка, слева – Сапун-гора. Пройдя 700-800 метров с исходного положения имея перед собой противника у ж.д. моста через речку Чёрная и юго-восточнее долины Инкерман, батальон нёс потери главным образом с гребня Сапун-горы и северных скатов Сахарной Головки. Этот батальон попал в огненный мешок. Он с трудом достиг рубежа атаки 100-150 метров и безнадёжно залёг под огнём фашистов.

 

Ко всему вышесказанному следует добавить, что командир 1-го батальона Румянцев и его командиры рот сильно жаловались, что их фашисты донимают огнём в основном в затылок с Сапун-горы.

В 12.00 этого дня мы решили организовать второй удар по немецкой обороне. Артиллерия дала мощный огневой налёт в течение 20-ти минут, второй раз роты 1-го и 2-го батальонов дружно поднялись в атаку, но и эта атака захлебнулась в упорной обороне немцев. 3-й стрелковый батальон поднялся в атаку, но его редкие цепи залегли у проволоки.

 

Во время второй атаки были выявлены все его огневые точки, доты КНП, более того, по огневым трассам пуль установили место капониров с 10-25 градусами обстрела с Инкерманской долины.

Нам было известно, что и наш сосед справа – 993-й сп – в этот день успеха не имел, понёс потери. Правее нашего 2-го стрелкового батальона по-прежнему соседа нет.

2-я гвардейская армия ведёт упорные наступательные бои на Микензиевых горах, бои идут третьи сутки.

Левее нашей дивизии по всему склоны Сапун-горы идёт жесточайший бой. От разрывов снарядов сплошное море огня и дыма.

 

63-й стрелковый корпус 51-й армии наносит главный удар. Некоторые дивизии этого славного корпуса П.К. Кошевого ворвались в расположении противника и овладели траншеями первого яруса обороны. Нам видно несколько знамён у итальянского кладбища.

Примерно в 15 часов этого дня мы с начштаба майором П.П. Масловым докладывали командиру дивизии о своих неудачах по телефону. Он выслушал нас внимательно. Всё, о чём мы за это время узнали, мы просили учесть при перегруппировке полка, мы предлагали оставить у Сахарной Головки одну-две роты для её блокировки, остальными всеми силами полка обойти Сахарную Головку справа и брать её с Северных скатов.

 

Командир дивизии А.М.Пыхтин категорически в строгой форме отклонил нашу просьбу, он требовал взять Сахарную головку и выйти к Северной бухте Инкерманской долины. Очевидно, с комдива требовали верху решительных действий дивизии, и он в это время был взволнован. Командир приказал мне лично идти в 3-й стрелковый батальон и поднимать людей в атаку, так как они залегли у проволоки. Петру Петровичу Маслову было приказано остаться на КП командовать 1-м и 2-м батальонами, а мне поднять 3-й батальон. Атаку организовать всеми тремя батальонами.

Несмотря на строгий приказ, мы с Петром Петровичем решили поберечь силы полка, поэтому послали в атаку от каждой роты по одному отделению. В 3-м батальоне мне надо было на месте выяснить его возможности и сходить из обстановки.

Взял я тогда опытного офицера из разведки и немедленно отправился с ним в 3-й батальон.

 

Выслушав командира батальона капитана Кривулю, мы решили, что он пойдёт на правый фланг, а мы с другой частью идём на левый фланг и по сигналу красных ракет атакуем одновременно.

Вот мы перебежками, перебежками, по рядам нашей цепи подошли к проволоке. И чем ближе к ней, тем больше трупов наших братьев по оружию. Выяснилось, что нам некого поднимать в атаку. Одеты мы были легко, по-летнему с плащ-накидками, стояла духота, было очень жарко. Теперь немцы в 50-60-ти метрах от нас, свободно ходят в траншеях, предлагают идти к ним, пока не стреляют. Капитан разведчик предлагает уходить. Место ровное, ни бугорка. Заявляет, теперь, батя, нам с тобой конец. Стоило нам повернуть обратно, вот тут-то всё и началось, немцы били по нам в упор в своих касках с противными физиономиями. А мы, отстреливаясь, уходили к своим на КП. 3-му батальону всего-то нужно было пройти 800 метров.

Фрицы видят, что мы уходим у них из-под носа, они начали бить из одиночной пушки со стороны Сапун-горы, с гребня. Легли мы запыхавшиеся, мокрые. Капитан предложил мне подползти к нему ближе, и видим мы – разрывы стали появляться сзади нас, один снаряд совсем рядом. Сначала нас подбросило, затем стало темно в глазах, словно звенит где-то вблизи.

Когда я несколько пришёл в себя, увидел, что капитан не кричал, только ужасно корчился. Подскочил я к нему и вижу, что у него несколько рваных ран в животе. Не помня себя, положил его на плащ-палатку и, не сгибаясь, вытащил его. Ведь мы немного с ним не дошли до нашей траншеи, всего метров 150. К счастью, здесь был старший санинструктор. Он бился за жизнь этого героя, помощника начштаба, но он умер через 15-20 минут. Эту история видели многие, не поняв, кто убит, думали, что погиб командир полка.

Пришёл я на свой КП «язык», Пётр Петрович Маслов не верит своим глазам, что я жив, целует меня как невесту, от радости плачет.

 

Да, в этот день мне повезло… Комдив требует меня к телефону, он меня слышит, а я его нет, шумит в ушах и голове. Пётр Петрович пишет на бумаге, что генерал спрашивает, могу ли я командовать полком? Да, да, отвечаю я, мы ещё не сказали своего последнего сивашского слова в этом поединке.

Иван Сергеевич достал где-то воды, привожу себя в порядок, до пояса умываюсь, очищаюсь от грязи, копоти и крови.

 

 

Коротеев Иван Сергеевич. Послевоенная фотография

 

Вскоре комдив вызывает меня на КП дивизии, это с километр от нас. Мы пошли с Буниным вдвоём. Почему-то генерал торопил меня с прибытием. Мы не идём, а просто бежим. И что только за дрогу не передумаешь, ясное дело, ласк не жди, похвалы за такой неудачный день также не получишь. На всякий случай прикидываешь в уме, что пошлют солдатом в штрафную роту. Ведь комдив на своём КНП всё видел и слышал, как бился наш полк. Требовал от нас, помогал в ходе штурма всей силой артиллерии, но резерва своего не вводил.

При входе на КНП нас встретил адъютант и предупредил, что у комдива присутствуют представители Ставки маршалы Советского Союза А.М.Василевский и К.Е.Ворошилов. Через некоторое время были приглашены все командиры полов: И.Т.Кваша, П.Л.Рогалёв, пригласили и меня, а также командира 853-го артиллерийского полка подполковника Козыренко.

Мы все четверо зашли и представились каждый в отдельности, докладывали кратко, стоя, сложившуюся обстановку перед полком. Выслушав нас, генерал, представитель Ставки, спросил о наших просьбах и пожеланиях. Не задумываясь, я прошу у него людей, 4-6 штук тяжёлых 152-мм орудий, расформировать 3-й батальон. Генерал уточнил, для чего мне эти средства, и обещал в полк 5 маршевых рот и тяжёлые орудия.

Генерал ответом остался доволен. Потребовал от нас взять Сахарную Головку, во что бы то ни стало, выйти к Северной бухте и перерезать шоссе в Инкерман. Когда мы все четверо вышли, вздохнули свободно, полной грудью. Думали о страшном разгоне, а получилось наоборот. Трезвая уверенная помощь в нужное для нас время оказала на нас большое воздействие.

 

Обратно мы шли с Буниным, не чувствуя под собой ног: снова надежда, радость и счастье. Обещал генерал нам и награды.

Вот и наступила темнота, но не утихал. В ночь организовали разведку, приводили в порядок роты, батальоны. 3-й стрелковый батальон расформировали. Его оставшиеся части пошли на пополнение других батальонов.

 

К 23.00 прибыли две батареи 152-мм тяжёлых орудий. Не доверил никому, сам показывал место каждому орудию, даю цели, по которым необходимо будет вести огонь прямой наводкой по вражеским дотам, дзотам и КПН.

Орудия поставили очень близко от переднего края немцев, на расстоянии 400-600 и 800 метров. Чтобы не было слышно о нашем приготовлении, мы организовали перед Сахарной Головкой шум, так как тягачей очень далеко слышно, остальную матчасть боевые расчёты катили вручную. Так к рассвету были установлены тяжёлые орудия. Вырыты окопы и замаскированы перед Сахарной Головкой. Всю ночь ждали пополнение, обещанное представителем Ставки. Так закончился первый день штурма.

 

 

8 мая 1944 года – второй день штурма

С утра организовали две атаки, теперь двумя батальонами. Наступали в том же направлении. Но редкие цепи стрелковых рот успеха не принесли, в ротах было по 20-30 человек. Порыв и стремительность в ротах были, но они угасали от огня фашистов.

Огромную роль в разрушении дотов, укрытий, наблюдательных пунктов в обороне немцев сыграли тяжёлые 152-мм орудия, которые мы поставили ночью. Нам известно, что разбить стену дота толщиной в 50-100 мм нужно было, чтобы попали в одну точку от 50-ти до 60-ти снарядов. Эти тяжёлые орудия уничтожали огневые точки противника, штурмовые группы сумели подорвать ещё два дота, пользуясь прекращением вражеского огня. Эти гвардейцы-артиллеристы поработали на славу. Они разрушили долговременную оборону у Сахарной Головки и облегчили нам выполнение боевой задачи.

Следует отметить в этой работе и нашу батарею 52-мм орудий (командир батареи капитан Шпак). Когда организовали третью атаку в этот день, эта батарея сопровождала пехоту и штурмовые группы, которые подорвали два дота.

 

Отличились и миномётчики 82-мм батальонных миномётов. К началу штурма было подвезено достаточное количество миномётов.

Проведённые две утренние атаки, скорее всего, носили характер блокирования противника у Сахарной Головки, если не считать уничтожение двух дотов в первой позиции немцев и занятия 2-м батальоном двух первых траншей. Первый стрелковый батальон за весь день не сдвинулся с места, он вёл бой с исходных позиций в 150-200-х метрах от немецкой обороны.

Комдив ничего от нас не требовал, с утра был только один звонок. Он сказал, что пришло пополнение. Это было утром в 9 часов. Мы получили пять маршевых рот. Новые люди и новые заботы, тревоги и надежды. Изучая прибывшее пополнение, мы выяснили, что эти люди кадровые военные, призваны в армию при освобождении занятых областей. Теперь нас волновало, как эти люди будут воевать. Мы решили организовать принятие ими присяги. Они, стоя на коленях, принимали военную присягу на верность нашей Родине и целовали полковое знамя. Всем этим занялись оба заместителя, капитан Егоров и замполит полка майор Н.С. Опарин. Вдруг приходит Николай Семёнович Опарин и говорит, что четверо рядовых – баптисты, и они отказываются взять оружие. Сколько им ни объяснял замполит, сколько ни уговаривал их, эти Иисусовы дети не хотели брать оружие и убивать немцев. Приказал привести всех четверых ко мне для продолжения с ними беседы. Это крепко сложенные хлопцы. Спрашиваю, какой они веры. Один из них, с пушком на лице, говорит: «Мы баптисты, Иисусовы дети». Говорю, ну и что же, в чём дело, почему не хотите защищать Родину, то место, где вы живёте?

Они упрямо уткнулись в землю, и тот, с пушком, говорит, что Иисус не велит заниматься братоубийством. Да простит нас Иисус, Господь Бог, мы с Иваном Сергеевичем отвели одного, самого большого в землянку, я придержал, а Иван Сергеевич всего два раза шомполом по мягкому месту приложил. Он неистово заорал и просил пощады и сказал, что воевать будет как все. Кроме того, он признался, что он вовсе и не баптист, просто привязался к тому, у кого рыльце в пушку. Двое тоже не баптисты. Они хотели увильнуть от воинского долга. Когда мы вышли из землянки, они в один голос согласились воевать. Всех послали в одно отделение. Двое из них долго воевали в полку, имели большие награды за этот штурм и за бои в Восточной Пруссии. Думаю, что оставшиеся в живых эти хлопцы за нашу с Иваном Сергеевичем отцовскую науку остались не в обиде. А могли бы отдать их под трибунал, а могло быть ещё хуже – штрафная рота, это уж обязательно.

В ночь с 8 на 9 мая распределяли прибывшее пополнение по ротам и батальонам, всех на передовую. Всю эту ночь мы провели в организации стрелковых рот и подготовке их к бою.

7 и 8 мая под Сахарной Головкой и в долине Инкерман для полка сложилась неблагоприятная обстановка. В течение 37 часов 20 минут упорного боя было много раненых. На войне всё бывает. Легкораненые сами с оружием в руках добираются в медсанбат батальона или полка. А вот кто тяжело ранен, остаётся без движения, в шоковом состоянии, их нужно немедленно вынести с ничейной земли. Особенно тяжело тем, кто находится вблизи немецкой стороны. Наши незаметные герои – санинструкторы, большинство из которых были девушки. Это были мужественные, настоящие патриоты. Вот она, эта героиня, ползёт ночью, проверяет каждого павшего воина, оказывает первую помощь один на один, вблизи от врага, на расстоянии 30-50 метров и выносит их из-под фашистского огня. Очень сожалею, что нет у меня фамилий этих героинь, волевых, смелых, проявивших величайший героизм и патриотизм по спасению жизни в эти тяжёлые для нас часы.

Во время боёв у Сахарной головки наша санитарная рота, в которой большинство были девушки, спасла жизни сотням бойцов. От имени раненых памятник бы вам поставить всей роте во главе с начальником санитарной службы майором Иваном Андреевичем Старостиным и его женой – хирургом, старшим ординатором, капитаном медслужбы Ниной Михайловной Старостиной.

В эти дни особенно отличился лейтенант медслужбы Бондаренко. Следует рассказать об этом неизвестном герое из 2-го стрелкового батальона, который 8 мая, жертвуя своей жизнью, вызвал огонь на себя. Случилось это во второй половине дня. Мне позвонил рядовой и доложил, что они вдвоём с раненым лейтенантом остались после большого боя, который провела их рота. Фашисты с НИИ рядом и хотят взять их живьём. Он умолял открыть по этому месту огонь. Он будет его корректировать. Я дал координаты их местонахождения командиру артгруппы, и тот дважды открыл огонь. После первого налёта он сообщил, связь ещё была, многие фашисты около него нашли себе могилу. После второго налёта связь прекратилась. Эти двое остались для нас героями дня.

8 мая в 16.00 позвонил генерал А.М.Пыхтин, он потребовал от меня обозначении 1-го и 2-го стрелковых батальонов и их стрелковых рот, их местонахождение у Сахарной Головки, необходимо было произвести ещё раз 15-минутный артналёт и атаковать Сахарную Головку. Были условлены сигналы: белые ракеты – стрелковый батальон, а три красные ракеты – стрелковая рота. Начинать надо обозначениями с правого фланга полка. Сначала мы с майором П.П. Масловым не поняли, что хочет от нас комдив. Каждый световой сигнал, если он не видел их, повторяли по несколько раз. Подтверждение давали по телефону.

После мощного 15-минутного налёта роты пошли сегодня в третью атаку. Теперь я решил обходить Сахарную Головку справа и слева, а центр блокировать. Ротам 2-го батальона удалось занять полностью первую позицию немцев, все её три траншеи, но дальше атака успеха не имела, роты были задержаны огнём из второго яруса обороны. Но это был уже огромный успех данного дня.

1-й стрелковый батальон одной ротой по центру блокировал противника, а двумя ротами обходил слева Сахарную Головку, овладел двумя траншеями на юго-западном склоне и вёл бой в 150-ти метрах у ж.д. моста в Инкерманской долине.

Такое положение 995-й сп своими батальонами занимал в ночь с 8 на 9 мая.

Большую радость сообщил нам командир дивизии, что родной наш брат по оружию 997-й сп (командир полка подполковник Пётр Леонтьевич Рогалёв) будет действовать правее нашего полка на высоте 248,0, обходя Сахарную Головку с юго-востока.

 

В течение всего дня 8 мая наш полк добился некоторых успехов. Но из-за большого расстояния Инкерманской долины мы не могли организовать одновременных атак, каждый был предоставлен сам себе, действовал в одиночку. Имея с полком Рогалёва локтевую связь, с его приходом появились надежды на победу в этом жарком поединке.

На участке 995-го сп у Сахарной Головки к исходу дня 8 мая оборона немцев была не только ослаблена, но и разрушена установленными на прямую наводку батареями 52-мм, 76-мм и 152-мм орудий. Но во втором и третьем ярусах обороны фашисты сражались до последнего солдата.

Более того, к вечеру 8 мая они подбросили подкрепления до пехотной роты, в траншеях замелькали фигуры в морских бескозырках.

 

В этот день пленных было мало. В их траншеях была взята большая часть раненых. Всего 25 человек, больше всего было убитых, которых они не успели подобрать.

В эту ночь с 8 на 9 мая мы ввели в бой своё пополнение, пять маршевых рот, более 500 человек, их распределили в стрелковые роты 1-го и 2-го стрелковых батальонов. Эти свежие силы обещали нам утром 9 мая успех. За ночь уточнялись боевые задачи стрелковым ротам и батальонам полка.

Совсем рядом всю ночь шёл бой в направлении Камышлы, Микензиевы горы. Это пробивались части 2-й гвардейской армии. Ещё одна большая жертва в полку, убиты снарядом командир 3-го стрелкового батальона капитан Кривуля и с ним лейтенант, комсорг батальона.

 

 

9 мая 1944 года – третий день штурма

 

Сегодняшний день – счастливый день. Мы, воины 51-й армии, 1-го гвардейского корпуса, 263-й Сивашской дивизии, блестяще выполнили решение Военного Совета 4-го Украинского фронта под командованием генерала Фёдора Ивановича Толбухина и члена Военного Совета фронта генерала Н.Е. Субботина.

Сивашская 263-я сд вначале принимала участие во вспомогательном наступлении под командованием генерал-майора Пыхтина, начальника политотдела полковника Артюхина, начальника штаба полковника Ткаченко, командующего артиллерией полковника Дорошенко. Но затем руководству дивизией удалось выйти на главную роль в овладении Сахарной Головкой (высота 169,4). Дивизия первой овладела гребнем Сапун-горы и первой вошла в Севастополь. К 14:00 все три полка были на Корабельной, ж.д. станции Севастополь и в Южной бухте.

Как же всё это получилось?

 

Ещё с вечера мы с Масловым организовали разведку. Фашисты в эту ночь явно нервничали, вели бесприцельный пулемётно-миномётный огонь со второго и третьего яруса обороны Сахарной Головки. Всю ночь беспрерывно освещали место ракетами и не пытались контратаковать занятую нами первую позицию у подножия горы.

Только что начала заниматься заря этого дня, 997-й сп подполковника Рогулёва правее нашего полка успешно продолжал своё движение, обходя высоту справа от нас.

 

Комдив настоятельно требует поднимать полк в атаку. К этому моменту фашисты присмирели, почти не вели огня. Мы ещё выждали немного с начальником штаба, пока соседний полк совсем не поднялся в гору. В этот момент на рассвете раздались огромной силы два взрыва, немцы взорвали ж.д. мост через речку Чёрная в Инкерманской долине. После этого без артобстрела наши стрелковые роты двинулись вперёд.

Фашисты густыми толпами бежали из всех траншей, бросая на ходу шинели и военное снаряжение. Более трёхсот немцев бросились через ж.д. станцию Инкерман на гребень Сапун-горы.

 

Ещё не взошло солнце, а командир 2-го батальона капитан И.Буров доложил, что флаг установлен на Сахарной Головке.

1-й стрелковый батальон капитана А.Румянцева, преследуя бегущих немцев, захватил около 35 пленных, занял ряд домов у ж.д. станции Инкерман. Противник с гребня Сапун-горы ведёт огонь.

К 6:00 КНП 995-го сп уже был на Сахарной Головке. К этому времени 997-й сп вышел своими батальонами к Северной бухте, перерезал местную дорогу и завязал бой за Сапун-гору в направлении вдоль дороги, идущей на Севастополь.

 

Слева 993-й сп подполковника Ивана Тимофеевича Кваши взломал два яруса обороны, но затем его батальоны были остановлены огнём у гребня Сапун-горы. 2-й стрелковый батальон И.Бурова, спускаясь с обратных скатов Сахарной Головки, переходя речку Чёрная, нёс потери от огня с Сапун-горы.

К 8:00 1-й и 2-й батальоны 995-го сп полностью овладели посёлком Инкерман, захватили огромное количество ж.д. составов с боевой техникой, продовольствием, боеприпасами, стоящими под парами паровозами. Все ж.д. пути на станции Инкерман были забиты вагонами.

 

К этому времени наши 1-й и 2-й батальоны подошли к обрыву Сапун-горы. Теперь наверху, на гребне Сапун-горы находились немцы. А наши стрелковые роты у отвесного обрыва, где была расщелина. Вся поддерживающая нас артиллерия осталась на месте, внизу, связь была только по радио.

Ещё не было и 8 часов, а командир дивизии А.М.Пыхтин уже был на гребне Сахарной Головки. Благодарил полк за успех и приказал штурмовать Сапун-гору. Свой КНП он решил перенести на безымянную высоту в 1,5 км севернее Сахарной Головки. С этого КНП он имел прекрасный обзор двух полков.

 

К 8:00 начштаба П.П. Маслов организовал КНП нашего полка на Сахарной Головке, а мы с автоматной ротой двинулись к подножью Сапун-горы. Не было у меня связи с артиллерией. При приближении к Сапун-горе нас крепко поддержали огнём наши 82-мм миномётные роты. Особенно отличились в этот тяжёлый для полка период миномётчики 1-го стрелкового батальона ст. лейтенанта Куликова. Им был послан для корректировки огня ст. лейтенант Серафим Блохин. Но он погиб: его сразили три пули, когда он поднялся над отвесным обрывом.

Вместо него послали командира миномётного взвода лейтенанта Николая Григорьевича Теличко. Этот офицер имел миномётную подготовку, обладал большим мастерством и своей ювелирной работой накрывал немцев на гребне Сапун-горы, где проходили их первые две траншеи, вёл огонь по долине Инкерман.

Вот некоторые высказывания из присланных мне писем-воспоминаний.

Командир стрелковой роты ст. лейтенант Пётр Фёдорович Козубенко, письмо от 18.05.1970 г.: «Утром на рассвете 9 мая стрелковая рота по Вашему приказу [по приказу командира 995-го сп] заняла Сахарную Головку. Представляли за этот тяжёлый и сложный бой к высшей награде.

 

Это командир 2-го стрелкового батальона Буров нам докладывал тогда, что рота Козубенко установила на Сахарной Головке знамя».

Далее он поясняет, что последующей задачей было овладение станцией Севастополь. Обращаясь к командиру полка М.И.Волкову, Козубенко пишет: «Вы шли рядом со мной, нас было так мало. Вы говорили, что побеждают не числом, а умением. Ваше присутствие воодушевляло меня как командира роты и моих солдат на подвиги и выполнение Вашего приказа».

 

Далее в своих воспоминаниях М.И.Волков отмечает: «Столько сделано этим героем Петром Фёдоровичем Козубенко, но где-то канцелярия не сработала, и он даже медали не получил.

Недавно также мне прислал письмо рядовой Афанасий Зиновьевич Шульга, в настоящее время проживающий в городе Симферополе. Этот герой был участником штурма Севастополя, воевал в Белоруссии, Литве и Восточной Пруссии. Но его ратный труд никак не отмечен. Нам говорят, что за давностью лет наград не положено».

Один из участников штурма, ветеран Сивашей, пишет крепко, по-солдатски:

 

Бывает, грудь не та увешана

Державной бронзою наград –

Солдата слава не уменьшена,

Который пал за Сталинград.
Солдата слава не убавлена

Перед страною и полком,

Она лишь горечью приправлена,

Досадой нашей с ветерком (матерком).

Николай Теличко.

 

 

Мне ещё хочется привести выдержки из письма рядового, кавалера ордена Славы Денисия Никитича Игнатухи, проживающего в городе Саки в Крыму. Он пишет в письме от 18.01.71 г.: «7 мая 1944 года после артподготовки я бежал в атаку крайний слева нашей роты. У проволоки перед нами стрелял в нас в упор немецкий пулемётчик. Не теряя ни секунды, открыл огонь из автомата, и пулемёт замолчал. Фашисты открыли фланговый огонь из пулемётов и миномётов. В этом бою были убиты мои боевые друзья: Илларион Михайлович Середа, Пётр Греков и другие. 8 мая мы выбили противника гранатами из их траншей». (https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=3943215)

Продолжаем воспоминания М.И. Волкова.

«Ещё прошла одна тяжёлая ночь. Утром рано командир отделения Судариков и Игнатуха первыми поднялись на веранду Сахарной Головки. Большой бой был у скалы Сапун-горы, пока мы поднялись на её вершину. 9 мая в 9-10 часов мы выбили фашистов с последней позиции. В этом бою погибли пулемётчики Владимир Иванович Тищенко (https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=3943209) и Владимир Максимович Кровой. Мне ещё раз повезло у Сапун-горы.

Пришла пора описать критическое состояние при штурме Сапун-горы 9 мая до 11-ти часов этого дня для нашего полка и дивизии.

Комдив генерал А.М.Пыхтин по радио открытым текстом требует от меня указать, где находится КНП 995-го сп. Пускаем серию красных ракет в направлении Сапун-горы. Это место у отвесной скалы, адъютант И.С. Бунин размахивает флагом, обозначая КНП полка. Убедившись, где находится наш КНП, генерал настоятельно требует от меня последнего броска на Сапун-гору. Бросить всё, что находится под рукой. Этого требуют сверху, нанести последний удар.

 

В эти часы в 995-м сп обстановка сложилась тяжёлая, не было связи с артиллерией, командир КНП находился на скатах Сахарной Головки, часть батарей меняла позиции, из полковой артиллерии были оба командира батарей 76- и 12-мм миномётов. Батарея 52-мм капитана Шпака, задрав стволы вверх, вела огонь из Инкермана по гребню Сапун-горы.

1-й и 2-й стрелковые батальоны 995-го сп прижались к отвесной стене Сапун-горы, некоторые роты карабкаются вверх, часть их ещё ведёт огневую дуэль – немцы с гребня, наши из крайних домов Инкермана.

 

Последняя моя надежда осталась на сохранённую нами полнокровную полноштатную автоматную роту из 100 человек отборных молодых ребят.

В этот момент меня вызывает по радио командир 997-го сп подполковник Пётр Леонтьевич Рогалёв. Этому разговору двух кровных братьев по оружию, а теперь и Сапун-горы обязана честь и слава нашей дивизии. Мы многие острые моменты боя решали без старшего начальника, помогая друг другу. В разговоре мне Пётр Леонтьевич сказал, что его полк ведёт тяжёлый бой за Сапун-гору вот уже более двух часов. Правый фланг его у Северной бухты. Его КНП в штольне Инкермана, даже имеется укрытие от огня населению в штольнях. Договорились о совместной атаке гребня горы.

Через начальника штаба П.П.Маслова узнал, что 993-й сп подполковника И.Т.Кваши ведёт бой за третий ярус обороны противника, правый его фланг соприкасался с нашим на юго-западной окраине Инкермана, где в это время был зам. Командира дивизии, отважный офицер полковник Шаныгин. Этот полк нёс невозвратимые потери, особенно когда он стал подниматься выше на Сапун-гору.

В это время противник ещё подбросил свежие силы, укрепив гребень Сапун-горы против 995-го сп. К началу атаки начальник связи полка и командир роты связи сумели обеспечить телефонной связью командиров батальонов и батарей с начальником штаба полка, который в это время находился на Сахарной Головке. В основном всё управление шло через начальника штаба. Установили телефонную связь с командиром дивизии. Теперь генерал А.М.Пыхтин был полновластным хозяином положения.

Находясь под обрывом скатов Сапун-горы, где был мой КНП, мы обстреливали гребень, где засели фашисты. Но стрельба из стрелкового оружия не причиняла им вреда. Поэтому они совсем обнаглели. Пользуясь безнаказанностью, немцы осмелели и начали в нас с горы бросать ручные гранаты, так называемые «скалки», которые густо падали у наших ног, рвались и уносили человеческие жизни.

Большая смекалка и тут пришла нам на выручку. Плащ-палатки двумя концами крепили в скалу, другие два конца укрепляли под углом со скатом плащ-палатки в землю. Теперь гранаты скатывались с плащ-палатки, рвались, но вреда нам не причиняли.

 

Вот из такого сооружения докладывал я командиру дивизии о готовности к атаке. Он теперь беспокоился, требовал, вернее, доказывал, убеждал: сколько сделано полками за это время, нужен ещё один удар, так как наступил критический момент. Поэтому только вперёд, вперёд, Севастополь совсем рядом, рукой подать.

Второй раз меня просит командир автоматной роты, ст. лейтенант. Он мне доказывает, что фашисты здесь нас всех перебьют, если мы будем сидеть у этого ската.

 

Другого выбора не было, всё равно в этом положении каждому из нас грозила всего лишь смерть. В словах командира роты светилась маленькая надежда на успех. Предупредив комдива и нч. Штаба полка о начале атаки, по сигналу серии красных ракет 2-й батальон и автоматная рота, карабкаясь, двинулись в гору. Герои штурма падали, скатывались вниз, другие упорно продолжали лезть вверх. Всех труднее пришлось 2-му батальону капитан И.Бурова. Перед батальоном была расщелина, и бойцы устремились по ней, но немцы почти в упор расстреливали храбрецов.

Самой первой вышла на гребень горы автоматная рота нашего полка. Она прорвалась на гребне в две траншеи и завязала рукопашный бой. На помощь им вторыми были бойцы 1-го батальона. Немцы не выдержали такого удара и бросились бежать в третью траншею, где у них был дот. Чтобы не дать немцам опомниться от нашего первого удара и чтобы они не успели сосредоточиться в третьей траншее с дотом, мы с Иваном Сергеевичем Буниным (моим адъютантом) собрали вокруг себя бойцов автоматной роты и 1-го батальона и устремились к третьей траншее с дотом. Она была на расстоянии 600-700 метров от второй. Вместе со всеми заняв третью траншею, Иван Сергеевич укрепил флаг, указывая комдиву место, где мы находимся.

Немцы бежали толпами, кучами. Слегка стреляя на ходу, бежали теперь на запад, в сторону Севастополя.

Я приказал ст. лейтенанту Козубенко и его бойцам охранять третью траншею, если немцы предпримут наступление, так как в это время справа от нас по шоссе сосредотачивались немцы, они соскальзывали с вершины Сапун-горы, разворачивались в цепь и открывали по нам огонь. Их было не менее двух рот. Справа и слева от нас полков Рогалёва и Кваши не было, они вели огонь за гребень Сапун-горы.

По радио прошу у комдива помочь огнём. Он обещал. Даю ему координаты по карте, куда вести огонь. Минут через 10-15 сначала редко, а потом над нами бушевало море огня. Наступающие немцы, около двух рот, бросили убитых и раненых и бежали по шоссе в Севастополь. Во время артиллерийского налёта мы были в доте, снаряды рвались рядом с нами.

 

В этот момент следовало бы преследовать противника, но что бы я мог сделать. Быть рядовым бойцом, да и только. Вся техника, все тяжёлые орудия и вся артиллерия остались в долине Инкермана, не было ни одного полнокровного батальона, не было связи. Только одна радиостанция, да и то ничего не слышно, в эфире стоит фон от нашей и немецкой речи. Кое-как связался с командиром дивизии и просил его ввести свежие силы в пробитую нами брешь и расширить прорыв. Начальнику штаба П.П.Маслову приказал переносить КНП полка.

Позволю рассказать о штурме и рукопашном бое в первых двух траншеях, которые проходили у самого гребня. Первым с группой автоматчиков ворвался в траншею командир роты. Он сам лично огнём из автомата и гранатами уничтожил более с немцев. Во второй траншее его ранило, но он продолжал командовать своей ротой. Обессилев, он свалился и был подобран у третьей траншеи, а позже был представлен нами к ордену Красного Знамени.

В траншеях было много трупов и раненых, мы взяли в плен 50 немцев. У меня есть памятные вещи с этого места: бинокль и ручные часы. Часы целы, а биноклем играл после войны мой внук Алёша Никитин (затем эти вещи были подарены Музею героической обороны и освобождения Севастополя).

История с этими вещами следующая: наш автоматчик гнался за немецким офицером с четырьмя солдатами. Они кинулись в бункер, за ними устремился и наш храбрец, но у двери они в упор перерезали его пополам автоматными очередями. Тогда я послал адъютанта Ивана Сергеевича и ещё двух солдат, они осторожно подошли к бункеру и бросили в дверь две противотанковые гранаты. Всё было кончено. Они забрали у немецкого майора маузер 12-зарядный, бинокль и часы.

В этом бою – смерть или победа – было столько героев, столько проявлено мужества, подвигов от рядового до старшего офицера полка. Вперёд, только вперёд! Победа близка! Но в это время у меня совсем нет связи с командиром дивизии. Вокруг меня собрались солдаты из разных батальонов, рот, прибыли миномётчики ст. лейтенанта Куликова, лейтенанта Н.Г.Теличко. Миномёты бойцы вынесли на себе.

Прибыл командир 2-го стрелкового батальона капитан И.Буров, а вот командир батальона капитан А.Румянцев как в воду канул, вместе шли, а где-то застрял. Командование батальоном взял на себя командир роты ст. лейтенант Пётр Фёдорович Козубенко. Он и повёл батальон на Севастополь. Всего около меня собралось человек 300. Это была уже грозная сила. Кроме того, было несколько станковых пулемётов.

Что мне только не приходилось видеть в эту войну, много раз я водил в атаки своих бойцов ещё с ноября 1941 года под родной Москвой, в 1943-1944 гг. в солёно Сиваше. Но что я вижу в это время на Сапун-горе в период с 12 до 19 часов? Если бы у меня было сто жизней, я, не задумываясь, отдал бы их ради этой минуты. В это время слева от меня вышел 993-й сп под командованием подполковника Ивана Тимофеевича Кваши, ещё левее части 63-го стрелкового корпуса. Это была общая стена живого потока, стреляя на ходу со множеством развёрнутых знамён, люди двигались бегом на Севастополь. Немцы редкими, небольшими кучками убегали к городу.

Полка П.Л.Рогалёва справа от нас ещё не было. Было слышно, как шёл бой правее уступом сзади нас.

В этой общей живой лавине двинулся и наш полк. Мы теперь не шли, а бежали бегом, без отдыха, с задачей ворваться на плечах бегущих немцев в Севастополь. Полк вышел на шоссейную дорогу, которая соединяет Инкерман с Севастополем, и, сбивая небольшие вражеские засады, по шоссе устремился к Севастополю. На нашем пути встретился небольшой овраг, на его обратной стороне немцы решили нас задержать.

 

Но к этому времени наш полк догнал передовой отряд дивизии, разведроту, которая была посажена на машины, доставлявшие орудия. Отрядом командовал командир разведроты капитан Полынцев. С хода 76-ти мм орудия начали интенсивный обстрел немцев, пехота без потерь двинулась по шоссе на Севастополь. Капитан Полынцев свой отряд повёл быстро вперёд, удаляясь от нас.

993-сп с боем продвигался левее нас. На его пути был глубокий овраг, и ему пришлось отстать от нас, чтобы вышибить немцев, которые встретились на его пути.

 

997-й сп с тяжёлыми боями продвигался правее нас, на северо-восточную окраину Корабельной.

У меня был большой соблазн, чтобы свернуть 995-й сп на Красные казармы. С этого направления немцы вели по колонне пулемётно-миномётный огонь. Удалось связаться с командиром дивизии по радио.

Генерал категорически потребовал наступать по шоссе, на ж.д. станцию Севастополь. В это время правее нас уже была окраина Севастополя. Отряд Полынцева вёл бой за первые дома на окраине города вдоль шоссе, которое и привело нас на ж.д. станцию Севастополь у Южной бухты. Кроме того, мы наступали по улицам, названия которых не сохранились в памяти (согласно Наградному листу М.И. Волкова, это были улицы Еновская, Бородина, Лазаревская).

 

Мы разделили с Полынцевым задачи, он должен выбивать немцев с левой стороны, а я с правой стороны шоссе, мы выбивали фашистов из каждого дома. Они отчаянно сопротивлялись. У нас были три-четыре 76-мм пушки. Расчёты их катили вручную, устанавливали для стрельбы прямой наводкой на расстоянии 200-400 метров. У меня также оказалось два станковых пулемёта, которые сыграли большую роль.

Сам я уже действовал вместе с бойцами. Выбивать немцев пришлось около часа, пока мы не взяли ж.д. станцию. В районе этой станции погиб смертью храбрых капитан Полынцев.

 

У станции, где изгиб вершины Южной бухты, был каменный забор в рост человека. Немцы много вреда принесли нам, стреляя из проломов в заборе. При мне был убит командир батареи. Пришлось ещё раз и последний организовать атаку в самом городе. Фашисты густой цепью и кучками бежали от этой стены в направлении шоссейной дороги и к Панораме.

Через некоторое время у ж.д. станции появились подразделения 993-го сп подполковника И.Т.Кваши.

Несколько слов о ж.д. станции. Самой её как таковой не было. Были только одни развалины. Стояло несколько обгорелых пассажирских и товарных вагонов. Рядом с платформами были построены прекрасные бункеры с перекрытиями, в одном из них аппаратура управления, телефоны и др. Все дома, мимо которых мы прошли от окраины и до станции, были разрушены, стояли одни толстые обгоревшие каменные стены. Такая картина представилась нашему взору.

 

Упоминавшийся уже автор Александр Верт так описывает свои впечатления после посещения Севастополя сразу по окончании боёв:

«Здесь не было ничего, кроме унылых низин, над которыми гулял ветер, да развалин домов. Инкерманская долина походила на долину смерти. От Севастополя её отделяет Сапун-гора, последняя, вся изрытая воронками от снарядов, как и окружающая местность, тоже казалась одним из самых унылых мест на земле. Одному богу известно, сколько людей погибло здесь! На равнинах вокруг Сапун-горы и вдоль дороги, идущей через Инкерманскую долину к Севастополю, чувствовалось зловонное дыхание смерти. Оно исходило от трупов сотен всё ещё лежавших у обочин дороги лошадей, раздувшихся и разлагающихся, и тысяч убитых, многие из которых были зарыты недостаточно глубоко или даже вообще ещё не были захоронены.

Здесь, как нигде в другом месте, вы испытывали чувство, будто едете по многим и многим пластам человеческих костей – костей людей, погибших в Крымскую войну прошлого столетия, в сражения 1920 г. и в период страшной 250-ти дневной осады Севастополя, и вот теперь опять…».

 

В 14.00 на «газике» прибыл командир дивизии генерал-майор А.М.Пыхтин. Доложил ему о выполнении боевой задачи. Генерал приказал навести порядок, удерживать ж.д. станцию и бухту Южная, дальше не двигаться.

Примерно к этому же времени части 63-го корпуса овладели юго-западной окраиной Севастополя, с боем брали Панораму, Горсовет, и мы видели с генералом, как на Горсовете и Панораме, оставшихся без крыши, бойцы установили Красное знамя.

Генерал строго меня предупредил, чтобы без его приказа со станции н уходить. Сам поехал помогать П.Л.Рогалёву, который вёл бой у северной окраины Корабельной.К 15-ти часам в городе появились части других дивизий, войск было очень много, город был полностью занят нашими войсками. В это время начали переправляться наши войска через Северную бухту на лодках.

 

Всё время нам не давала покоя одна пушка среднего калибра, которая била по центру города, снаряды рвались, уносили жизни людей.

К 19.00 в городе было столько войск, что разъехаться было невозможно. Здесь войска 2-й гвардейской армии, 51-й армии, частично попали подразделения Приморской армии. Ну, хорошо, боевые подразделения, но зачем было пускать вторые эшелоны, обозы? К вечеру всё было забито. Очевидно, недостаточно была поставлена комендантская служба, да и штабы, видимо не так спланировали, впустили всех в город. Наше счастье, что противник в Крыму понёс полное поражение и не смог бросить на город десятка два самолётов.

Следует отметить ещё один большой промах, который мы допустили. По сути дела, собрались три армии на таком небольшом пятачке.

Мы с начштаба П.П.Масловым пытались управлять ситуацией, но чуть не поплатились за это в своём районе. А произошло это следующим образом. Кто-то якобы дал распоряжение мне провести салют в честь в честь взятия Севастополя. Палили из всего оружия более часа, кто куда, неуправляемая стихия. Трудно было справиться. Хотя люди трёх армий столько выстрадали, что почётно заслужили эту воинскую радость.

 

В ночь на 10 мая 995-й сп расположился так: штаб полка, стрелковые батальоны, полковая артиллерия, 1-й дивизион 853-го артполка вокруг ж.д. станции Севастополь. Здесь же с нашим полком расположился 993-й сп. Эти два полка занимали ж.д. станцию и места около оставшихся от домов каменных стен. В нашем расположении была одна семья, чудо оставшаяся в живых: старик, в прошлом моряк, и старушка.

Выставив охрану вокруг техники и штаба, после 53-х часов непрерывных боёв, из них 7 и 8 мая ночью, мы спали, как говорится, без сновидений. Утром дежурный по полку помощник начштаба полка доложил, что ночью приезжал генерал А.М.Пыхтин. Поднимать нас не разрешил, сам уехал. Дежурному передал, что с утра готовить полк к маршу.

 

Это первая спокойная, счастливая ночь на открытом воздухе, на берегу Чёрного моря. За эту ночь мы как бы обновили свой организм, набрали сил и энергии. Взошло ласковое крымское солнце, вдали на море спокойная синяя гладь, война отодвинулась от нас. И только на запад от нас в направлении мыса Херсонес продолжал бушевать огонь.

В 9.00 10 мая 1944 года офицер связи привёз боевой приказ комдива. 995-му сп предписывалось совершить марш в авангарде дивизии с задачей овладеть частью Камышовой бухты, воспретить погрузку противника на транспорты. В 13.00 полк подошёл к Камышовой бухте и завязал бой.

Фашисты вначале при нашем приближении артиллерийско-миномётного огня не вели. Но когда наши роты подошли ближе, немцы открыли ружейно-пулемётный огонь.

 

В 1,5-2-х км от берега на рейде стояли четыре вражеских корабля: два военных и два транспортных. Около 10-15-ти лодок переправляли массу немцев на корабли и транспорты, другая часть с гребцами шла от кораблей. Вот тут мы и припомнили фашистам 42-й год, когда с мыса Херсонес уходили последние герои обороны Севастополя.

1-й дивизион 853-го артполка и батареи 76-мм орудий вели огонь по кораблям, батарея 120-мм орудий – по лодкам и берегу, откуда они отходили к кораблям.

Рядом с Камышовой бухтой была сосновая рощу, в которой было очень много немцев, ожидавших своей очереди на погрузку. Оба батальона дружно пошли в атаку.

 

Фашисты не выдержали и в нескольких местах выбросили белые флаги. Мы взяли в плен около 1500 фашистов. Построили темя колоннами, офицеров отдельно, и наши конвоиры повели их на сборный пункт 51-й армии.

Тогда же произошла радостная встреча у Камышовой бухты, где наступал полк. Левее нас находились другие части. Выполнив боевую задачу комдива, полк был остановлен. В Крыму у Камышовой бухты для дивизии и полка это был последний бой. В этом районе незнакомый капитан обращается ко мне и просит пройти с ним к полковнику. Подвёл и меня капитан к КНП, смотрю и своим глазам не верю. Передо мной дальневосточник Алексей Майков. Мы служили с ним в 299-м сп Сучанского укрепрайона. Он был заместителем командира полка по строевой части, а я начальником связи полка. Обнимаемся, как родные браться. Простились у Тихого океана, а встретились у Чёрного моря.

Говорить и отчитываться друг перед другом не было времени, всего 5-7 минут, и снова разные боевые дороги. Не верю себе, что мы встретились, такая неожиданная была эта встреча.

К исходу дня 10 мая полк получил новую задачу, ночным маршем к утру 11 мая сосредоточиться в районе нашего исходного положения в Инкерманской долине для приведения себя в порядок и для отдыха. Ночью мы прошли город Севастополь и к утру с рассветом прибыли в указанный район, к русскому кладбищу, где был наш КП на «языке». Маршрут нам был знакомый, там, где мы пробивались по шоссе в Севастополь.

Когда ночью проходили Севастополь, войск уже не было, их вывели из города, был наведён порядок. Несколько раз нас спрашивали, останавливали, интересовались, с какой задачей следуем. Тогда мы не говорили номер полка, называли в/ч 28575, а дивизию в/ч 38675.

 

За нами следовала трофейная команда все эти дни. Когда полк продвигался, воины этой команды, а там были люди старшего возраста, собирали за нами оружие, боеприпасы, убитых на поле боя.

Это утро 11 мая 1944 года было тихое-тихое, ясное, солнечное. Стояла зелёная дымка в долине Инкермана, наполняя леса ароматом цветов и буйной зелени трав.

 

По нашему приказу трофейная команда собрала всех павших на поле боя, некоторых пришлось, наспех похороненных, отрывать. Всех мужественных героев, погибших у Сахарной головки, ж.д. станции Инкерман, на гребне Сапун-горы, уложили в два ряда, лицом кверху. Справа капитан Иван Кузьмич Кривуля, другие офицеры, затем рядовые. Всего 104 человека, из них 17 сожжённых из огнемёта.

Полк выстроили перед героями, майор Николай Семёнович Опарин, замполит полка, с трудом открыл митинг. Ещё никто не говорил, с болью в сердце прощались со своими братьями по оружию. Комок застрял в горле, не могу начать траурной речи. Полк за мной повторяет клятву верности, отомстить врагу в его берлоге, раздаётся салют, стреляем всем полком. Далеко по долине Инкермана раздаются грозные залпы огня. Затем павших положили на повозки и отправили на братское кладбище 51-й армии. Наши суворовцы похоронены, всего 104 человека в одной могиле в/ч 28575. Это недалеко от Диорамы, на Сапун-горе, деревня Дергачи.

 

Вот как описывает этот момент в своих воспоминаниях мл. лейтенант мед. службы М.И. Головач: «После взятия Севастополя командир полка М.И.Волков приказал: «Есть приказ – всех убитых собрать в братскую могилу, и ты, родной (так все называли в полку автора воспоминания М.И. Головача), больше всех знаешь, где они находятся. Даю тебе хозвзвод и повозок сколько тебе надо, поезжай на поле боя, подбери всех и привези в братскую могилу на Микензиевы горы».

Нельзя было не выполнить такой приказ. К концу дня мы подобрали всех убитых. Покрыли плащ-палатками и начали подниматься на Сапун-гору. А на самой вершине Сапун-горы поджидал на лошадях с ординарцем наш любимый командир полка подполковник М.И.Волков, и когда мы поравнялись с ним с длинным обозом, он снял шапку и до самой братской могилы провожал нас, провожал со слезами на глазах. Даже лошади, и те склонили головы. Вот тогда я и подумал: это один изо всех командиров полков нашей дивизии нашёл время проститься со своими героями, которые отдали жизнь, совершив небывалый подвиг».

 

В архиве М.И.Волкова сохранилось стихотворение безымянного автора об этом трагическом событии, и пусть оно, может быть, несовершенно с точки зрения строгого профессионального стихосложения, но эмоциональный накал переживания передан в нём впечатляюще.

 

Они в Крыму сражались,

Под Севастополем то было.

Там, жизни не жалея,

Насмерть бились,

Спасая Родину свою.

 

 

Сражение жестоко было,

Но наши выиграли его.

В живых осталась только горстка,

Ещё в тумане был рассвет,

Солдаты спали где попало.

 

 

Не спал лишь Командир их.

Стоял у блиндажа,

И дума горькая в лице его легла.

 

 

Взор его прикован был туда –

Где только что сражались.

В груди всё клокотало.

 

 

Ещё окинув взглядом поле,

Позвал сержанта он к себе

И приказал собрать всех павших

С поля боя

Захоронить в могиле братской

У Сапун-горы.

 

 

Приказ тот выполнили в час,

И смотрит Командир наш,

Как поднимаются подводы в гору

И горы трупов там лежат,

 

 

И кони, чувствуя, кого везут,

Понурив головы, идут.

 

 

И перед глазами командира

Предстала жуткая картина.

Не выдержал он тут –

Пошёл навстречу тем подводам

И проводил их до могилы,

А слёзы градом так и лили.

 

 

Ведь там лежали молодые,

В сыны годилися ему.

И батей звали.

 

 

Они отдали жизнь свою

За тех, кто будет жить

Спокойно в мире!

 

 

Теперь стоит там обелиск

В граните.

И каждый год съезжаются туда

Однополчане –

И батя их, Чтоб памятью почтить героев.

 

Безымянный автор

 

А вот как описывает штурм Сапун-горы миномётчик Николай Григорьевич Теличко. Эти воспоминания он прислал уже после войны.

Из письма Н.Г.Теличко от 2 мая 1970 г.:

 

«Сахарную Головку мы взяли утром 9 мая. Однако наши военные историки в весьма затруднительном положении. Дело в следующем. Совинформбюро в своё время на весь мир сообщило, что Севастополь взят 9 мая. Никто не поправился после этого. Поэтому все стали приспосабливаться к этой дате. И то, что наша дивизия [263 Сивашская сд] в своё время сообщила реальную дату, стоило ей потерянного престижа. Вышло, что мы не участвовали в штурме Сапун-горы. Но ведь мы после Сахарной Головки на самом деле штурмовали Сапун-гору со стороны реки Чёрной, Инкермана и крепости Каламита. Некоторые историки попросту вычеркнули нашу дивизию из числа участников штурма Сапун-горы. Восстанавливать истину теперь трудно.

Моя задача показать, что наша дивизия, и в частности 995-й сп, не только овладели Сахарной Головкой, но и приняли участие в штурме Сапун-горы. Самое активное участие. Пожалуйста, вспомните эти бои получше, подробнее их опишите. Это важно для восстановления исторической истины, для утверждения славы нашей, ибо нашу славу присвоили другие, те, что похитрее…

Теперь о миномётчиках, о себе. Под Сахарной Головкой я был командиром первого взвода первой миномётной роты первого батальона. Командовал ротой старший лейтенант Куликов. Я уже был лейтенантом. При выходе к Севастополю мне присвоили это звание. Выполнял я отдельную от минроты задачу. Поэтому и позиции моего минвзвода находились далеко впереди всех минрот и минбатарей. Я ставил заградительный и сосредоточенный огонь у восточного склона Сахарной Головки, предупреждая возможность безнаказанного отхода немцев в сторону Инкермана или подход их резервов с этой стороны. Мне пришлось много поработать и много пережить, потому что позиции взвода были почти в расположении пехоты.

Михаил Иванович, это был Ваш замысел. Вы должны это помнить. Уцелел мой минвзвод только благодаря хорошей маскировке. Помните, как немцы из-за Сахарной Головки швыряли какието здоровые реактивные снаряды. Они рвались у позиций моего взвода.

Затем мы перешли речку Чёрную и прижались к двухэтажному жёлтому зданию, что у самого подножья Сапун-горы. Оно сохранилось. Мы вели интенсивный беглый огонь. Я всю ночь с лейтенантом, кажется, Кирющенко, доставлял на позиции боеприпасы. Это было нелегко. По нашим подводам (которые должны были перевозить мины) немцы с Сапун-горы вели беспрерывный автоматно-пулемётный огонь. Укрыться было негде. Спасала только ночь.

Утром по распоряжению из полка меня послали на корректировку огня на Сапун-гору. Но я так устал, что, свалившись на полу здания, уснул, и Куликов вместо меня послал на корректировку огня мл. лейтенанта Серафима Блохина. Едва приподнявшись над отвесным обрывом Сапун-горы, он был убит тремя автоматными пулями. Стало ясно, что поставить здесь корректировщика невозможно. И все корректировщики до этого находились за рекой Чёрной на противоположной горе. Меня разбудили. Дескать, выручай. В роте я был единственным офицером со специальным миномётным военным образованием.

Нужно было отбить немцев от самого края горы. Там лежали их автоматчики. Это была почти ювелирная работа. Ошибка на два метра уже была бы роковой для нашей пехоты, что прижималась к самому срезу Сапун-горы. Я рассчитал очень правильно. Дал несколько выстрелов и сразу увидел дым от разрывов на самой кромке горы. Так мы осторожно, но толково стали обрабатывать первые метры плато на Сапун-горе. Лишь после этого пехота поднялась на эту кромку.

Помнится мне, что за бои у Севастополя меня представили к большой награде, кажется, к ордену Красного Знамени. Но я его не получил. Почему я так сужу? А вот почему. Под Ельней к нам в полк приехало большое начальство: Захаров или Ченчибадзе. Вы построили небольшую группу офицеров, в которой был и я. В нашем присутствии Вы говорили генералу примерно следующее: «Эти офицеры хорошо воевали. Их представили к большим наградам. Но наград до сих пор нет. Те, кто был представлен к меньшим наградам, уже их получили. Вышло, что эти обижены». Генерал ответил Вам: «Я не знаю, как они воевали. Вы тогда находились в другой армии. Пишите туда». Вы отвечаете: «Писали, но молчат».

Тогда генерал предложил Вам: «Доложите командиру дивизии, пусть он, как может, своими правами наградит их».

Так я уже в Литве получил орден Красной Звезды. А некоторые наши товарищи где-то по пути заскочили в штаб нашей старой армии и награды свои получили. О. это были большие командиры, не взводные. Вот что я могу Вам сообщить. О каких армиях шла речь, я не помню. Да дело не в наградах. Под Кёнигсбергом, хотя я был ранен, меня как новенького, из 995-го сп прибывшего, Рогалёв (командир 997-го сп) вообще обошёл наградой. Хотя я делал всё то же, что и его «герои». Тогда все командиры рот и батарей 997-го сп получили орден Красного Знамени. А меня Пётр Леонтьевич недолюбливал как волковца. Но бог с ним!».

 

Из письма от 16.11.1971 г.:

                        Если Кривда жить учила,

Всё же Кривде не служи.

Правда Кривду уличила

В лицемерии и лжи.

Кривда с правдой до сих пор

Затевает всюду спор.

Правда с Кривдою не спорит,

Правда Кривду переборет.

 

 

 

Из письма Н.Г.Теличко от 5.01.1970 г.:

«Вы были лучшим командиром полка. Вас все любили, прежде всего, солдаты. А я знаю, что это такое – заслужить любовь и доверие солдат! Это высшая награда народа, Родины. У неё нет государственного знака, её не носят, как Звезду Героя Советского Союза, на груди. Но эта награда так высока, что даётся человеку помимо воли и выбора начальства. А ведь ордена и даже Звёзды Героя, согласитесь, часто доставались любимчикам».

 

 

Продолжение воспоминаний М.И.Волкова.

Ещё через неделю дивизия и полк были погружены в ж.д. эшелоны и отправлены по маршруту: Симферополь, Джанкой, Перекоп, Херсон.

Проезжая мимо Перекопа, мы попросили машиниста замедлить ход эшелона. Сигналом паровоза мы отдали дань павшим гвардейцам 2-й гвардейской армии на Перекопе, из всех вагонов открыли двери и на ходу поезда дали трёхкратный залповый салют. Так наши славные полки распрощались с Крымом.

 

 

Основанием вышеописанных фактов послужили:

1. Присланные мне письма офицеров, сержантов и рядовых.

2. Боевая аттестация за штурм Сахарной Головки, ж.д. станции Инкерман, Сапун-горы и ж.д. станции Севастополь, написанная командиром дивизии и его штабом в моём послужном журнале.

3. Журналистами радио Москвы записанное моё выступление о том, как были взяты Сахарная Головка, Сапун-гора и ж.д. станция Инкерман. Примерно 12-16 мая Москва передавала по радио моё выступление.

4. Статья в дивизионной газете «Вперёд, за Родину»*, в которой нас поздравляли и рассказывали о массовом героизме наших сивашсцев. 263-я Сивашская стрелковая дивизия для 51-й армии являлась образцом выполнения боевых приказов Военного Совета, командующего армией генерала Якова Григорьевича Крейзера.

 

 

Эта славная дивизия и её полки дважды решали серьёзные задачи нашей армии.

• В Сиваше дивизия действовала на вспомогательном направлении. Это дивизия, преодолев междуозёрье, вышла на оперативный простор, создала реальную угрозу противнику в районе Джанкоя, способствовала продвижению головных сил армии.
• Под Севастополем 263-я сд в составе 1-го гвардейского стрелкового корпуса, 51-й армии вначале также действовала на вспомогательном направлении при штурме Сахарной Головки, Сапун-горы. Дивизия сумела своей боевитостью из вспомогательного направления первой выйти на гребень Сапун-горы и первой овладела к 14.00 9 мая 1944 года Корабельной стороной, ж.д. станцией Севастополь и Южной бухтой.

 

 

* Газета 263 сд "Вперёд, за Родину". Ответственный редактор — майор Шестаков Николай Семенович. Заместитель редактора — капитан Кравцов Николай Захарович.

Командир дивизии П.М. Волосатых в марте провёл два занятия с командирами полков. В конце марта на втором занятии он более тщательно готовил нас к прорыву немецкой обороны на полуострове Тюй-Тюбе. Приближался срок наступления.